По плечам, по фраку военные ремни с кольцами...
Прочитав это, я опять невольно вспомнил поэта Блока, его чрезвычайно
поэтическiя строки относительно какой-то мистической метели:
"Едва моя невeста стала моей женой, как лиловые мiры первой революцiи
захватили нас и вовлекли в водоворот. Я, первый, так давно хотeвшiй гибели,
вовлекся в сeрый пурпур серебряной Звeзды, в перламутр и аметист метели. За
миновавшей метелью открылась желeзная пустота дня, грозившая новой вьюгой.
Теперь опять налетeвшiй шквал -- цвeта и запаха опредeлить не могу".
Этот шквал и был февральской революцiей и тут для него опредeлились
наконец цвeт и запах "шквала".
Тут он написал однажды стишки о фракe:
Древнiй образ в черной ракe,
Перед ней подлец во фракe,
В лентах, в звeздах, в орденах...
Когда "шквал" пришел, фрак достался Васькe Жохову, изображенному моим
братом не только во фракe, но и в военных ремнях с кольцами: лент, звeзд,
орденов Васька тогда еще не имeл. Перечитывая письмо племянника, хорошо
представляя себe эту сгнившую, с провалившейся 258 крышей избу, в которой
жил Евгенiй Алексeевич, в щели которой несло в метель снeгом, вспомнил я и
перламутр и аметист столь великолeпной в своей поэтичности блоковской
"метели". За гораздо болeе простую ефремовскую метель и за портреты Васек
Жоховых Евгенiй Алексeевич поплатился жизнью: пошел однажды зачeм-то, --
вeрно, за гнилой мукой какого-нибудь другого Васьки, -- в город, в Ефремов,
упал по дорогe и отдал душу Богу. А другой мой старшiй брат, Юлiй
Алексeевич, умер в Москвe: нищiй, изголодавшiйся, едва живой тeлесно и
душевно от "цвeта и запаха новаго шквала", помeщен был в какую-то богадeльню
"для престарeлых интеллигентных тружеников", прилег однажды вздремнуть на
свою койку и больше уже не встал. А наша сестра Марья Алексeевна умерла при
большевиках от нищеты и чахотки в Ростовe на Дону...
Приходили ко мнe свeдeнiя и о Васильевском:
-- Я недавно был в Васильевском. Был в домe, гдe ты когда-то жил и
писал: дом, конечно, населен, как и всюду, мужицкими семьями, жизнь в нем
теперь вполнe дикарская, первобытная, грязь, не хуже чeм на скотном дворe.
Во всeх комнатах на полу гнiющая солома, на которой спят, попоны, сальныя
подушки, горшки, корыта, сор и миррiады блох...
А затeм пришло уже такое сообщенiе:
-- Васильевское и всe сосeднiя усадьбы исчезли с лица земли. В
Васильевском нeт уже ни дома, ни сада, ни одной липы главной аллеи, ни
столeтних берез на валах, ни твоего любимаго стараго клена...
--- 259
"Вронскiй дeйствует быстро, натиском, заманивает дeвиц, втирается в
знакомство к Каренину, нагло преслeдует его жену и, наконец, достигает своей
цeли. Анна, которую автор с таким блеском выводит на сцену, -- как она умeет
одeваться, как страстно увлекается "изяществом" Вронскаго, как нагло и мило
обманывает мужа. -- Анна падает как весьма ординарная, пошлая женщина, без
надобности, утeшая себя тeм, что теперь оба довольны -- и муж, и любовник,