он, - не позволяйте ему возвращаться домой пешком; улицы Неаполя не всегда
безопасны". Я действительно вспомнил это и, встретив Цетоксу... но вот он
сам.
Объяснения дальше не последовало, Глиндон сел в карету, поднял окно и
заметил в то же время на тротуаре четырех человек, которые, казалось,
внимательно следили за ним.
- Коспетто! - воскликнул один из них. - Вот англичанин.
Глиндон слышал восклицание только наполовину; карета довезла его до
дому здравым и невредимым.
Шекспир в "Ромео и Джульетте" не преувеличил фамильярную и нежную
интимность, которая всегда существует в Италии между кормилицей и ребенком,
которого она вскормила. Одиночество актрисы-сироты скрепило еще сильнее эту
связь между нею и Джионеттой. Опытность Джионетты во всем, что касалось
слабостей сердца, была совершенна, и, когда три ночи тому назад Виола,
вернувшись из театра, горько плакала, няньке удалось вырвать у нее
признание, что она увидела снова того, кого, в продолжение нескольких лет,
наполненных печальными происшествиями, потеряла из виду, но не забыла, хотя
он сам никак не показывал, что узнал ее. Джионетта не могла понять всех
смутных и невинных волнений, увеличивавших печаль Виолы, но она своим
простым и нехитрым умом сводила их к одному-единственному чувству - чувству
любви. Здесь она была в своей сфере и смело могла предлагать свои
соболезнования и утешения. Она не могла, правда, быть поверенной всех
впечатлений, которые сердце Виолы заключало в своей глубине, так как это
сердце никогда не могло бы найти слов для выражения своих тайн; но под каким
бы условием Виола ни доверялась ей, она с удовольствием готова была делить с
ней ее горе и служить ей чем могла.
- Узнала ли ты, кто он? - спросила Виола, сидя одна в карете с
Джионеттой.
- Да, это знаменитый синьор Занони, по которому сходят с ума все
знатные дамы. Говорят, что он так богат... гораздо богаче всех англичан...
но, конечно, синьор Глиндон все-таки...
- Довольно, - прервала молодая артистка. - Занони! Не говори мне больше
об англичанине!
Между тем карета въехала в пустынную часть города, в которой находился
дом Виолы; вдруг она остановилась. Испуганная Джионетта высунула голову в
окно и заметила при бледном свете луны, что кучер, стащенный с козел, был
связан двумя какими-то людьми, минуту спустя дверца быстро отворилась, и
высокий человек, в маске и закутанный в длинную мантию, вскочил в нее.
- Не бойтесь ничего, прекрасная Пизани, - сказал он нежно, - с вами не
случится ничего дурного.
И, говоря таким образом, он обвил рукой талию артистки и старался
вытащить ее из кареты. Но Джионетта была редкой и драгоценной союзницей; она
оттолкнула нападающего с силой, удивившей его, сопровождая свою защиту
залпом ругательств самого энергичного свойства.
Человек в маске отошел, чтобы привести в порядок свой растрепанный во
время борьбы костюм.
- Черт возьми! - воскликнул он, смеясь. - Она хорошо охраняема... Эй!
Луиджи, Джиованни, возьмите прочь эту ведьму! Скорее, чего же вы ждете?
И он отстранился, чтобы пропустить своих подчиненных; в это время
другой человек, тоже в маске и еще выше первого, подошел к карете.