предков  Глиндона  со  стороны  матери  составил  себе  довольно  знаменитую
репутацию как философа и алхимика. О нем ходили странные истории.  Говорили,
что его существование перешло обыкновенные пределы жизни и что  он  сохранил
до последнего своего дня наружность человека средних лет. Наконец он умер  с
горя, как говорили, от потери правнучки, единственного творения, которое он,
по-видимому, любил.  Сочинения  этого  философа,  хотя  и  немногочисленные,
существовали и находились в фамильной библиотеке Глиндона.  Их  платоновский
мистицизм, их смелые выводы и обещания, которые даны  были  в  эмблематичной
форме  и  аллегорической  фразеологии,  произвели  на  молодое   воображение
Глиндона глубокое впечатление. Его родители, не зная, какая опасность  могла
заключаться в поощрении идей, которые, по  их  мнению,  должны  были  быстро
исчезнуть под влиянием положительного духа времени, любили в длинные  зимние
вечера наводить разговор и на традиционную историю  их  знаменитого  предка.
Кларенс дрожал от радости, смешанной с  таинственным  страхом,  каждый  раз,
когда его мать говорила о поразительном сходстве между чертами лица молодого
наследника и наполовину  стертым  портретом  алхимика,  украшавшим  камин  и
составлявшим славу дома и восторг соседей. Справедливо,  что  чаще,  чем  мы
воображаем, ребенок бывает отцом человека {Английская пословица, означающая,
что от образования и воспитания ребенка  зависит  его  будущее,  что  уже  в
ребенке заложены черты будущего человека: "The child is father of  the  man"
(строка из стихотворения английского поэта У. Вордсворта). (Прим. ред.).}.
     Я говорил, что Глиндон любил удовольствия.  Легко  воспринимавший,  как
артист, всякие впечатления, он жил без забот,  в  ожидании,  пока  серьезный
труд заменит это порхание  с  цветка  на  цветок.  Он  насладился  почти  до
пресыщения всеми наслаждениями Неаполя, пока наконец не пленился красотой  и
голосом Виолы Пизани. Но его любовь, как и честлюбие, была  неопределенна  и
непостоянна. Эта любовь не удовлетворяла его сердца, не наполняла всего  его
существа, не оттого, что он был не способен к сильной и благородной страсти,
но потому, что его душа еще  не  совсем  созрела,  чтобы  быть  в  состоянии
развернуться. Одно время года благоприятствует цветку, другое плоду, поэтому
необходимо, чтобы блестящие цветы воображения завяли  раньше,  чем  страсть,
которой они предшествуют, чтобы заставить созреть сердце. Одинаково  веселый
в своей уединенной мастерской и посреди  друзей,  Глиндон  не  способен  был
любить глубоко, так как необходимо, чтобы  человек  понял  всю  обманчивость
мелочей жизни, дабы познать великое.
     Французские  сенсуалисты  на  своем  светском  языке  называют   любовь
безумием! Но любовь, вполне понятая, есть мудрость.
     К тому же свет занимал слишком много места в уме Глиндона. Честолюбие в
занятиях искусством соединялось у него с желанием уважения и одобрения  того
ничтожного поверхностного меньшинства, которое мы называем светом.  Как  все
те, которые обманывают, он  сам  постоянно  боялся  быть  обманутым.  Он  не
доверял нежной и наивной невинности Виолы. Он  не  мог  серьезно  предложить
свою руку итальянской актрисе. Но скромное  достоинство  молодой  девушки  и
что-то доброе и великодушное в его характере удерживали его до  тех  пор  от
менее достойных намерений, так что фамильярность, существовавшая между ними,
казалось, была скорей основана на уважении и преданности, чем на  любви.  Он
часто посещал театр, приходил за кулисы, чтобы поговорить  с  ней,  наполняя
свой альбом бесчисленными эскизами той красоты, которая очаровывала его  как
артиста и как влюбленного. Так, день за днем, он плыл наудачу по морю  своих
чувств,   беспрестанно   мучимый   сомнениями,   колебаниями,   любовью    и