никогда не дрался с таким опытным противником. Однако, - прибавил Цетокса со
скромностью, - моя шпага пронзила его. Я подбежал к нему, он уже еле мог
говорить. "Не имеете ли вы какого-нибудь желания?" - сказал я. Он покачал
головой. "Где вы хотите, чтобы вас похоронили?" Он показал рукой по
направлению к Сицилии. "Как? - воскликнул я с некоторым удивлением. - А не
рядом с вашим отцом, в церкви Сен-Дженаро?"
При этих словах его лицо исказилось, он пронзительно вскрикнул, кровь
хлынула из его рта, и он упал мертвый. Самая странная часть истории будет
дальше. Мы похоронили его в Сен-Дженаро. Для этой церемонии приподняли гроб
его отца, крышка свалилась, и скелет представился нашим взорам. Во впадине
черепа мы увидели тонкое стальное лезвие. Эта находка вызвала подозрения и
розыски. Отец, который был богат и скуп, внезапно умер; его похоронили очень
скоро, по причине, как говорили, сильной жары. Но подозрения не были
устранены, поэтому назначили следствие. Расспросили старика слугу, и он при-
знался наконец, что сын убил отца; выдумка была остроумна: железо было так
тонко, что вошло в мозг так, что показалась только капля крови, которую
скрыли седые волосы. Сообщник скоро будет казнен.
- А Занони дал свои показания? Объяснил он?..
- Нет, - ответил граф. - Он объявил, что совершенно случайно был в
церкви в этот день утром и заметил могилу графа Угелли; что его проводник
сказал ему, что сын покойного был в Неаполе, где он проматывал свое
богатство в игорном доме. Пока мы играли, он услыхал имя сицилийца, и после
вызова в суд назвать место погребения графа его заставило неопределенное
чувство, которое он не мог и не хотел объяснить.
- Ваша история не слишком ужасна, - сказал Мерваль.
- Да, но мы, итальянцы, суеверны; на это предчувствие многие смотрят
как на внушение провидения. На другой день иностранец сделался предметом
общего внимания и любопытства. Его богатство, его образ жизни, его красота
сделали из него льва; и потом я имел удовольствие представить такую
необыкновенную личность самым знатным синьорам и прекраснейшим дамам нашего
города.
- Очень интересный рассказ, - проговорил Мерваль, вставая. - Пойдемте,
Глиндон, домой; теперь уже около полуночи. До свидания, синьор.
- Что вы думаете об этом рассказе? - спросил Глиндон своего товарища.
- Мне кажется совершенно ясным, что этот Занони какой-нибудь ловкий
авантюрист. Неаполитанцу же выгодно превозносить его всюду. Неизвестный
авантюрист, которого делают предметом ужаса и любопытства, втирается в
общество, он чрезвычайно хорош собой, и женщины в восторге принимают его без
всякой другой рекомендации, кроме его наружности и басен Цетоксы.
- Я не согласен с вами. Цетокса хотя и игрок, но он человек знатного
происхождения, известный своей честью и храбростью. К тому же этот
иностранец с благородной осанкой, гордым и спокойным видом не имеет по
наружности ничего общего с высокомерным выскочкой и авантюристом.
- Мой дорогой Глиндон, простите меня. Вы еще не знаете света.
Незнакомец пользуется своими физическими преимуществами, и его гордый вид
просто уловка. Но, для перемены разговора, скажите, как идут ваши любовные
дела?
- Виола не могла принять меня сегодня.
- Не женитесь на ней! Что скажут у нас, в Англии?
- Будем довольствоваться настоящим, - поспешно отвечал Глиндон. - Мы