принимавших участия в общем разговоре, а Кондорсе, не любивший, чтобы в  его
присутствии кто-либо другой, кроме него,  привлекал  внимание,  обратился  к
Казоту:
     - Ну, а вы, какие ваши предсказания по поводу революции? Какое  влияние
она будет иметь по крайней мере на нас?
     При этом вопросе Казот вздрогнул, побледнел, и на лбу у  него  выступил
холодный пот; его губы задрожали.
     Все присутствующие посмотрели на него с удивлением.
     - Говорите! - сказал ему вполголоса иностранец, положив  свою  руку  на
руку старика.
     При  этих  словах  лицо  Казота  содрогнулось,  его  неподвижные  глаза
вперились в пустое пространство, и глухим голосом он  отвечал  {Пророчество,
которое я помещаю и которое иные читатели, без сомнения, знают, содержится -
с некоторыми легкими изменениями -  в  предсмертных  произведениях  Лагарпа.
Оригинальный манускрипт его  существует  еще,  как  говорят,  и  подробности
рассказаны со слов г. Петито.  Не  мне  проверять  точность  фактов.  (Прим.
автора.).}:
     - Вы спрашиваете, какое действие она будет иметь на вас -  на  вас,  ее
просвещенных, вовсе не корыстолюбивых сторонников? Я вам сейчас отвечу.  Вы,
маркиз де Кондорсе, вы умрете в тюрьме,  но  не  от  руки  палача.  В  тихом
счастье этой эпохи философ будет заботиться носить при себе  не  эликсир,  а
яд.
     -  Мой  бедный  Казот,  -  проговорил  Кондорсе  со  своей  ласковой  и
проницательной улыбкой. - Темница, я, палачи... Что общего это может иметь с
философией, с царством разума?..
     - Об этом-то я и говорю. Все это  случится  с  вами  именно  в  царстве
разума и во имя философии, человечности и свободы.
     - Вы думаете о священниках и об их интригах, а не о философии, - сказал
Шамфор. - А что предсказываете вы мне?
     - Вы вскроете себе вены, чтобы  избегнуть  братства  Каина.  Но  можете
утешиться: последние капли вашей крови вытекут из вас только через несколько
месяцев... Для вас, почтенный Мальзерб, для вас, Эмар де Никола, и для  вас,
Байи, я вижу строящиеся эшафоты. И даже тогда, о великие философы,  у  ваших
убийц на языке не будет других слов, как слова философии.
     Наступило общее глубокое молчание, когда ученик  Вольтера,  вспыльчивый
Лагарп, воскликнул с язвительным смехом:
     - О пророк! Не избавляйте меня, из лести, судьбы этих господ.  Разве  у
меня не будет роли в этой драме ваших зловещих фантазий?
     При  этом  вопросе  с  лица  Казота  исчезло  неестественное  выражение
пророческого ужаса; ирония, которая обыкновенно выражалась на нем, вернулась
и сверкнула в его блестящих глазах.
     - Да, Лагарп, и ваша роль будет самой  чудесной  из  всех.  Вы  станете
тогда верующим христианином.
     Это  было  уже  слишком  для  общества,  до  тех  пор  серьезного.  Все
разразились  громким  смехом,  а  Казот,  как  бы  уставший  от  всех  своих
предсказаний, откинулся на спинку кресла, тяжело дыша.
     - Теперь, - проговорила мадам де ..., - после того  как  вы  произнесли
столько важных предсказаний на наш счет, скажите же нам, что ожидает вас.
     Конвульсивная дрожь пробежала по телу невольного пророка, но он в ту же
минуту успокоился, и его лицо озарилось выражением спокойной покорности.