И Швондера:
     - Прошу занести эти слова в протокол.


     Серые гармонии труб играли. Шторы скрыли густую пречистенскую ночь  с
ее одинокой звездою. Высшее существо, важный песий благотворитель сидел  в
кресле, а пес Шарик, привалившись, лежал на ковре у  кожаного  дивана.  От
мартовского тумана пес по утрам страдал головными болями,  которые  мучили
его кольцом по головному шву. Но от тепла к вечеру они проходили. И сейчас
легчало, легчало, и мысли в голове у пса текли складные и теплые.
     "Так свезло мне,  так  свезло,  -  думал  он,  задремывая,  -  просто
неописуемо свезло. Утвердился я в этой квартире.  Окончательно  уверен  я,
что в моем происхождении нечисто. Тут не без водолаза. Потаскуха была  моя
бабушка, царство ей небесное, старушке. Правда,  голову  всю  исполосовали
зачем-то, но это до свадьбы заживет. Нам на это нечего смотреть".


     В отделении глухо  позвякивали  склянки.  Тяпнутый  убирал  в  шкафах
смотровой.
     Седой же волшебник сидел и напевал:
     - "К берегам священным Нила..."
     Пес видел страшные дела. Руки в скользких  перчатках  важный  человек
погружал в сосуд, доставал мозги,  -  упорный  человек,  настойчивый,  все
чего-то добивался, резал, рассматривал, щурился и пел:
     - "К берегам священным Нила..."