Борменталь и развел руками.
- Ну, хорошо. Без ложной скромности. Я тоже полагаю, что в этом я не
самый последний человек в Москве.
- А я полагаю, что вы - первый не только в Москве, а и в Лондоне и в
Оксфорде! - яростно перебил Борменталь.
- Ну, ладно, пусть будет так. Ну так вот-с, будущий профессор
Борменталь: это никому не удастся. Конечно. Можете и не спрашивать. Так и
сошлитесь на меня, скажите, Преображенский сказал. Finitа, Клим! - вдруг
торжественно воскликнул Филипп Филиппович и шкаф ответил ему звоном, -
Клим, - повторил он. - Вот что, Борменталь, вы первый ученик моей школы и,
кроме того, мой друг, как я убедился сегодня. Так вот вам как другу,
сообщу по секрету, - конечно, я знаю, вы не станете срамить меня - старый
осел Преображенский нарвался на этой операции как третьекурсник. Правда,
открытие получилось, вы сами знаете - какое, тут Филипп Филиппович
горестно указал обеими руками на оконную штору, очевидно, намекая на
Москву, - но только имейте в виду, Иван Арнольдович, что единственным
результатом этого открытия будет то, что все мы теперь будем иметь этого
Шарикова вот где, - здесь, Преображенский похлопал себя по крутой и
склонной к параличу шее, будьте спокойны! Если бы кто-нибудь, -
сладострастно продолжал Филипп Филиппович, - разложил меня здесь и
выпорол, - я бы, клянусь, заплатил бы червонцев пять! "От Севильи до
Гренады..." Черт меня возьми... Ведь я пять лет сидел, выковыривал
придатки из мозгов... Вы знаете, какую я работу проделал - уму
непостижимо. И вот теперь, спрашивается - зачем? Чтобы в один прекрасный
день милейшего пса превратить в такую мразь, что волосы дыбом встают.
- Исключительное что-то.
- Совершенно с вами согласен. Вот, доктор, что получается, когда
исследователь вместо того, чтобы идти параллельно и ощупью с природой,
форсирует вопрос и приподнимает завесу: на, получай Шарикова и ешь его с
кашей.
- Филипп Филиппович, а если бы мозг Спинозы?
- Да! - рявкнул Филипп Филиппович. - Да! Если только злосчастная
собака не помрет у меня под ножом, а вы видели - какого сорта эта
операция. Одним словом, я - Филипп Преображенский, ничего труднее не делал
в своей жизни. Можно привить гипофиз Спинозы или еще какого-нибудь такого
лешего и соорудить из собаки чрезвычайно высокостоящего. Но на какого
дьявола? - спрашивается. Объясните мне, пожалуйста, зачем нужно
искусственно фабриковать Спиноз, когда любая баба может его родить когда
угодно. Ведь родила же в Холмогорах мадам Ломоносова этого своего
знаменитого. Доктор, человечество само заботится об этом и в эволюционном
порядке каждый год упорно, выделяя из массы всякой мрази, создает
десятками выдающихся гениев, украшающих земной шар. Теперь вам понятно,
доктор, почему я опорочил ваш вывод в истории Шариковской болезни. Мое
открытие, черти б его съели, с которым вы носитесь, стоит ровно один
ломаный грош... Да, не спорьте, Иван Арнольдович, я ведь уж понял. Я же
никогда не говорю на ветер, вы это отлично знаете. Теоретически это
интересно. Ну, ладно! Физиологи будут в восторге. Москва беснуется... Ну,
а практически что? Кто теперь перед вами? - Преображенский указал пальцем
в сторону смотровой, где почивал Шариков, - исключительный прохвост.
- Но кто он - Клим, Клим, - крикнул профессор, - Клим Чугунков