Гурин (входит). Я!
Тихий. Выведи этого арестованного на улицу и отпусти, он свободен.
Гурин (Голубкову). Иди.

            Голубков выходит вместе с Гуриным, забыв свою шляпу.

Тихий. Поручик Скунский!

                       Скунский входит. Очень мрачен.

     (Зажигая  на  столе  лампу.)  Оцените  документ! Сколько даст Корзухин,
     чтобы откупиться?
Скунский. Здесь, у трапа? Десять тысяч долларов. В  Константинополе  меньше.
     Советую у Корзухиной получить признание.
Тихий.  Да.  Задержите  под  каким-нибудь  предлогом  посадку  Корзухина  на
     полчасика.
Скунский. Моя доля?
Тихий пальцами показывает - две.
Сейчас пошлю агентуру. С Корзухиной поскорей.  Поздно,  сейчас  конница  уже
     идет грузиться. (Уходит.)

                        Тихий звонит. Гурин входит.

Тихий. Арестованную Корзухину. Она в памяти?
Гурин. Сейчас как будто полегче.
Тихий. Давай.

          Гурин  выходит,  потом  через  несколько  времени вводит
                    Серафиму. Та в жару. Гурин выходит.

     Вы больны? Я не стану вас задерживать, садитесь на диван, туда, туда.

                         Серафима садится на диван.

     Сознайтесь, что вы приехали для пропаганды, и я вас отпущу.
Серафима. Что?.. А?.. Какая пропаганда? Боже мой, зачем я сюда поехала?

          Послышался  вальс,  стал приближаться, а с ним - стрекот
                              копыт за окном.

     Почему вальс играют у вас?
Тихий. Конница Чарноты идет  на  пристань,  не  отвлекайтесь.  Ваш  сообщник
     Голубков показал, что вы приехали сюда для пропаганды.
Серафима (ложится на диван, тяжело отдувается). Уйдите все  из  комнаты,  не
     мешайте мне спать...
Тихий. Нет. Очнитесь, прочтите. (Показывает написанное Голубковым Серафиме.)
Серафима (щурится, читает). Петербург... лампа... он с ума  сошел...  (Вдруг
     схватывает документ, комкает, подбегает к окну, локтем выбивает стекло,
     кричит.) Помогите! Помогите!  Здесь  преступление!  Чарнота!  Сюда,  на
     помощь!