какую-нибудь дорогу. Ведь если поле вспахано, значит,  к  нему  должны  были
как-то подъехать. В голове царило  такое  смятение,  что  я  могла  выделить
только самые простые мысли, все остальное было сплошным ужасом. Неужели  это
действительно произошло с нами - со мной и  Севкой?  Может  быть,  я  просто
сошла с ума, брожу неизвестно где, все меня ищут, муж ждет дома вне себя  от
беспокойства, Егорка спрашивает Симу: "А где мамуля?"
   Тут я споткнулась и уронила мишку. Нагнувшись и протянув за ним  руку,  я
заметила, что моя  ладонь  и  пальцы  покрыты  странными  грязно-коричневыми
пятнами. Такие же пятна были на голубой шкурке медвежонка. Еще  не  понимая,
что это такое, я поднесла пальцы к носу и ощутила  слабый  кисловатый  запах
засохшей крови, крови  моего  мужа.  Уткнувшись  лицом  в  голубое  пушистое
тельце, я просидела в густой траве неизвестно сколько времени, но так  и  не
смогла заплакать. Казалось, внутри меня не осталось ни  капли  влаги,  чтобы
выдавить хоть одну слезинку. Потом снова поднялась и пошла.
   Наконец, обойдя почти половину поля, я увидела измятый участок травы  под
несколькими старыми березами и ровную проселочную  дорогу.  Очевидно,  здесь
совсем  недавно  был  лагерь  трактористов.  Около  берез  виднелось  свежее
костровище и лежало бревнышко для сиденья. За бревнышком я  отыскала  ржавое
ведро, в котором было немного воды,  пару  пустых  бутылок  из-под  водки  и
размокшую от росы красную пачку с надписью "Прима".
   Пить воду я не рискнула, только осторожно  умылась  и  вымыла  руки  выше
локтя. Рукава пришлось закатать, так хоть не  было  видно  дыр.  К  счастью,
джинсы не порвались, только были сильно испачканы на  коленях.  Хорошо,  что
вчера я одела не какой-нибудь светлый костюмчик или  сарафанчик.  Поехала  в
чем была - в черных джинсах, кроссовках  и  темно-зеленой  кофточке,  просто
из-за головной боли переодеваться не хотелось.
   Я принялась отряхивать одежду от грязи, прилепившихся колючек и паутины и
внезапно ощутила, что в кармане джинсов что-то лежит. До сих пор не понимаю,
как я ночью не потеряла Севкин  бумажник,  не  помню,  когда  сунула  его  в
карман, напрочь забыв о нем. Я поднесла портмоне к лицу и ощутила запах кожи
и едва уловимый,  до  боли  знакомый  запах  любимого  Севкиного  одеколона.
Кажется, у меня появилась странная звериная привычка обнюхивать предметы...
   Открыв бумажник, я обнаружила в нем три  кредитные  карточки  и  какую-то
сумму денег в рублях и долларах, считать я не стала. Кроме  того,  там  были
наша с Егоркой фотография в целлулоидном окошке, водительские  права  Севки,
несколько разных визитных карточек  и  маленький  ключик,  скорее  всего  от
кейса.
   Уже собираясь сложить все это  обратно,  я  заметила  в  одном  отделении
смявшуюся в гармошку потертую бумажку. Неизвестно зачем я извлекла и ее.
   Это была какая-то квитанция, кажется за парковку.  На  обороте  квитанции
черной гелевой ручкой был набросан портрет Севки. Скорее, это было похоже на
шарж, но обычно шаржи преувеличивают недостатки  изображаемого  человека,  а
этот рисунок, сделанный буквально несколькими линиями, явно льстил, усиливал
своеобразную красоту моего мужа. Крупный выступающий вперед нос,  подбородок
с едва заметной ямкой, густые дугообразные брови -  все  было  нарисовано  в
такой своеобразной гармонии, что было понятно - рисовал человек, талантливый
и к тому же очень хорошо относящийся к Севке. Рисунок поставил меня в тупик,
мой муж был тщеславным человеком и наверняка должен был показать  мне  такой
удачный портретик, тем более, что, судя по виду бумажки, он  довольно  долго
таскал ее в  бумажнике.  Почему  же  не  похвастался?  А,  вот  почему  -  я