трикотажную кофту с большими поролоновыми подплечниками. Теперь  из  зеркала
на меня смотрела аппетитная приземистая, несколько вульгарная бабенка.  Если
учесть, что я обычно носила короткие  юбки  и  каблуки  не  ниже  двенадцати
сантиметров высотой... В общем, я решила ехать на  собственные  похороны.  И
никакие доводы о рискованности такого решения не действовали.
   Мой внутренний голос просто захлебывался от негодования.  Брызжа  слюной,
он пытался остановить меня и не дать совершить глупость, о  которой  я  буду
жалеть всю оставшуюся жизнь. Но я послала  его  подальше  и  отправилась  на
другой конец города.
   До двух часов, когда должны были состояться похороны, оставалось время, и
я по пути заехала в моментальную фотографию, где снялась на паспорт и права.
   Подъезжая на троллейбусе к кладбищу, я украдкой засунула за щеки  кусочки
ваты, как делала героиня романов Марининой, когда хотела изменить внешность.
Заглянув зеркальце, я мрачно полюбовалась своим еще не принявшим  нормальный
вид носом и хомячьим щечками, свисающими из-под больших темных очков.
   Рожа была такая, что внутренний голос был вынужден  заткнуться  и  только
изредка трусливо поскуливал.
   Около кладбища я увидела  множество  автомобилей,  в  основном  иномарок.
Людей было неожиданно мало, и я решила, что основная толпа собралась  внутри
церкви, где шло отпевание. Поэтому я  осторожно  ушла  как  можно  дальше  и
присела у какой-то могилки на скамеечку, из-за кустов наблюдая за  входом  в
церковь. В горле встал маленький твердый комок,  и  я  никак  не  могла  его
проглотить. Словно со стороны я наблюдала за собой и ужасалась - вот сейчас,
в освещенном свечами и лампадами храме отпевают меня и моего мужа, а я, душа
неприкаянная, нахожусь снаружи и жду,  пока  похоронят  меня  и  мою  жизнь.
Несмотря на жаркий полдень, мне стало вдруг зябко от мысли, что  осталась  я
на этом свете случайно, что меня уже оплакал мой сынуля. Слава Богу, хоть  и
грех так говорить, что мои родители не дожили до этого дня.
   Я вспомнила, как умер неожиданно  папа  -  сердце  не  выдержало  простой
операции по удалению аппендицита. Севка  тогда  только  начал  работать  его
заместителем, и первым примчался к нам. Собственно, с этого и началось  наше
с ним сближение. Он был все время с  нами,  помогал  организовать  похороны,
поддерживал нас с мамой. И остался рядом  и  после  похорон.  Мы  поженились
через четыре месяца. Мама дождалась рождения Егорки  и  умерла,  угаснув  от
рака. Потом уже я поняла, что  она  не  хотела  лечить  болезнь,  не  хотела
растягивать мучения, не хотела  продолжать  жизнь,  потерявшую  смысл  после
смерти папы. А я вот живу и собираюсь жить дальше, потому что  у  меня  есть
мой малыш и ему без меня будет очень плохо.
   Тут я очнулась и увидела, что из церкви повалила толпа, с боковых дорожек
тоже  подходили  люди,  и  я,  словно   загипнотизированная,   поднялась   и
направилась к паперти. Когда я подошла, закрытые гробы  уже  вынесли  -  два
огромных полированных  дубовых  прямоугольника,  очень  солидные  и  дорогие
гробы. Перед ними шел священник с кадилом.  Толпа  расступилась.  Из  дверей
появилась группа людей в черном. Я  отступила  за  куст  жасмина  и,  затаив
дыханье, смотрела на Игорька и Симу, ведущих за обе руки Егорку. Его  тонкая
шейка была напряженно вытянута, он вертел головой во все стороны и  выглядел
таким растерянным, что сердце мое  сжалось  и  превратилось  в  пульсирующую
точку. На секунду мне показалось, что он  заметил  меня,  но  его  заслонили
фигуры мужчин - друзей, коллег Севки. Из своих подруг я заметила только Любу
Симонову, но она, одетая в скромный темный костюмчик, держалась  поодаль  от