душевного томления у тех, кому довелось его увидеть.
   Второй камень, найденный спустя три года на  том  же  прииске,  имени  не
имел. Роботяги, нашедшие его в конце своей смены, получили из рук  директора
Ивана Михайловича Серегина приличную премию и рекомендации никому о премии и
изумруде ничего не говорить. Мотивация была уважительной, -  зарплату  тогда
платили с огромными задержками, и вызывать зависть у других рабочих было  ни
к чему. Но слух по  Кумулинке  все  же  прошел  -  кто-то  по  пьяному  делу
проболтался. Правда, слух был смутный и мало кто в него поверил.
   Директор запер изумруд в  свой  личный  сейф  и  там  он  пролежал  среди
пожелтевших бумаг и бутылок с недопитым коньяком и водкой  почти  три  года.
Иногда Иван Михайлович просыпался среди ночи в холодном  поту,  представляя,
что с ним сделают, если обнаружат у  него  камень.  Но  не  за  горами  была
пенсия, а становиться  нищим  содержанцем  государства  очень  не  хотелось.
Хотелось только одного - поскорее сбыть с рук злополучный зеленый камень, но
сбыть  не  за  "деревянненькие",  с  каждым  днем  мельчающий  рубли,  а  за
нормальные, тоже зеленые деньги.
   Как Серегин нашел покупателя и скольких хозяев сменил камень, пока  попал
к моему отцу, история умалчивает. Известно только, что в начале 90-х годов в
кругах самых  богатых  буржуинов  страны  об  изумруде  ходили  упорные,  но
маловразумительные слухи. Затем слухи прекратились, и изумруд, который стали
называть Императрицей, словно в воду канул.
   В те времена капиталы создавались и рассыпались прахом мгновенно,  только
реальные ценности могли сберечь вложенные в них деньги.  Но  не  думаю,  что
отец только поэтому стал владельцем и хранителем изумруда. Была в нем всегда
какая-то странная тяга к тайне и романтике, как  это  ни  странно  звучит  в
отношении  человека,  всю  жизнь  связанного  с  финансами.  Отец   не   был
авантюристом,  в  делах  всегда   руководствовался   холодным   расчетом   и
безупречной интуицией. Но я знала его немножко другого, знала, какие  фильмы
и книги он любил, какие песни пел в хорошем настроении,  почему  его  манили
дальние острова.
   Не мог он устоять перед Императрицей. Представляю, какие страсти бушевали
у него в душе? Понимая, что в Россия -  очень  ненадежное  место,  он  вывез
камень за границу и поместил в  швейцарский  банк  на  хранение.  И  оставил
следы,  по  которым  мы  могли  его  найти,  если  вдруг  произойдет  что-то
непредвиденное.
   Так и случилось. Отец умер скоропостижно и не успел перед смертью  ничего
нам сказать. Как в руки Севки попал ключ от ячейки в  банке  "Altesschloss",
можно теперь только догадываться. Скорее всего, ключ просто  лежал  в  сейфе
отца на работе. Потому что в домашнем сейфе его я не видела.  Муж  ничего  о
ключе ни мне, ни моей матери не сказал, наоборот, перепрятал  его  в  другой
сейф,  специально  арендованный  в  "Эдельвейсе".  Наверное,   боялся,   что
породистый заграничный ключик может  привлечь  чье-то  внимание.  Но  одного
ключа было мало, нужно было знать, что он открывает.
   Где именно зашифрован номер ячейки, одновременно  служащий  паролем,  мой
муж понял, просматривая бумаги, оставленные  отцом.  Трудно  сказать,  когда
именно это произошло. А  вот  дату,  когда  он  узнал  название  банка,  где
хранился  депозит,  я  могу  назвать  почти  точно.  Отделка  офиса   "Элко"
закончилась в начале апреля. Нелли Феофановна  припомнила,  что  прежде  чем
повесить картину с лошадью в приемной, Севка долго ее рассматривал  в  своем
кабинете. Отсутствием интеллекта мой покойный муж не страдал, и то, до  чего