сетчатой двери ничего не видно. Кто-то там стоял. Под кондиционером и
невидимый.
   -- Черт бы вас побрал! -- сказал я, -- не называйте меня Дядей Сэмом! Я
вам не Дядя Сэм!
   -- О, так ты один из этих умников, э? За пару центов я б вышел и тебе
по заднице надавал!
   Я поднял сумку и грохнул ею об пол. Журналы и письма разлетелись.
Придется весь отрезок перекладывать. Я сорвал с головы кепку и шваркнул о
цемент.
   -- А НУ, ВЫХОДИ ОТТУДА СУКИН СЫН! ОХ, ГОСПОДИ ВСЕМОГУЩИЙ, ПРОШУ ТЕБЯ!
ВЫХОДИ
 ОТТУДА! ВЫХОДИ, ВЫХОДИ ОТТУДА!
   Я был готов его зарезать.
   Никто не вышел. Ни звука. Я посмотрел на сетчатую дверь. Ничего. Как
будто квартира пуста. На какой-то миг я подумал зайти. Потом повернулся,
опустился на колени и стал собирать письма и журналы. Работа без
сортировочного ящика. Через двадцать минут я все разложил. Засунул
несколько писем в ящик, кинул журналы прямо на крыльцо, закрыл дверцу,
повернулся и снова посмотрел на сетчатую дверь.
   По-прежнему ни звука.
   Я заканчивал маршрут, ходил и думал: ну что ж, он позвонит и скажет
Джонстону, что я ему угрожал. Когда вернусь, лучше подготовиться к худшему.
   Я распахнул дверь: Булыжник сидел за столом, что-то читал.
   Я стоял, глядя на него сверху вниз, ждал.
   Булыжник глянул на меня, перевел взгляд на то, что читал.
   Я продолжал стоять, дожидаясь.
   Булыжник продолжал читать.
   -- Ну, -- наконец, вымолвил я, -- что там с этим?
   -- Что там с чем? -- Булыжник поднял голову.
   -- СО ЗВОНКОМ? ГОВОРИ, ЧТО ТАМ СО ЗВОНКОМ! НЕ СИДИ ПРОСТО ТАК!
   -- С каким звонком?
   -- Тебе что, насчет меня не звонили?
   -- Звонили? Что случилось? Ты что там делал? Что ты натворил?
   -- Ничего.
   Я пошел и сдал свое барахло.
   Парень не позвонил. Никакая не милость с его стороны. Он, вероятно,
подумал, что если позвонит, я вернусь.
   По пути к ящику я прошел мимо Булыжника.
   -- Что ты там натворил, Чинаски?
   -- Ничего.
   Мои действия настолько заморочили Булыжника, что он забыл мне сообщить,
что я задержался на 30 минут, и не записал мне опоздание.
   16
 Как-то ранним утром я раскладывал почту рядом с Д.Г. Так его все и
называли:
   Д.Г. На самом деле, его звали Джордж Грин. Но уже очень много лет его
звали просто Д.Г., и некоторое время спустя он стал похож на Д.Г. Он
работал почтальоном с двадцати лет, а сейчас ему было под семьдесят.
Голоса у него уже не было. Он не разговаривал. Он кряхтел. Но даже когда
он кряхтел, произносил он немного. Его и не любили, и не презирали. Он