тронул.
   Разморенный жаркой печкой и "огненной жидкостью", приподнял полог,  чтобы
остыть, и незаметно уснул. Очнулся от пробравшего до  костей  холода.  Дрова
прогорели. В серой золе только кое-где виднелись красные глазки  дотлевавших
углей. И таким неприветливым, мрачным  показался  мне  народившийся  год.  С
трудом настрогал смолистой щепы и растопил заново печь. Согревшись, залез  в
спальник досыпать. Несколько раз вставал, топил еще. Окончательно обрел себя
к обеду. Выпил несколько кружек крепкого чая и отправился, как к уже  писал,
на Фартовый.

   Дни промысловика начинаются всегда одинаково. Встаешь и  идешь  проверять
одни ловушки, ставить другие. Вот и сегодня обошел Крутой. Пока пусто,  хотя
в душе уж на одного-то рассчитывал. Следов на этом путике опять стало  мало.
Что-то  никак  не  уловлю  я  в  поведении  соболей,  хотя  бы  какую-нибудь
закономерность. Одну и ту же сопку то истопчут вдоль и поперек, то за  целую
неделю ни разу не освежат ни единой тропки;  то  бегают  как  угорелые  и  в
мороз, и в слякоть, то сутками в теплой норе отлеживаются.
   В лагерь вернулся засветло. Поколол дров, промазал улы кабаньим жиром.
   Перекусив, выглянул  из  палатки.  В  лицо  тотчас  вонзились  обжигающие
морозные  иголочки.  Над  головой  бесстрастно  светились  россыпи   мелкого
жемчуга. Созвездия не приходилось отыскивать. Не таясь, они сами бросались в
глаза.  Небо  в  этот  вечер  воспринималось  как  купол,  вершина  которого
высоко-высоко,  а  стенки  сразу  за  деревьями.  Вокруг  молчала   насквозь
промерзшая  тайга,  на  бескрайних  пространствах   которой   лишь   кое-где
разбросаны  комочки  жизни:  звери   и   птицы.   Чувство   потерянности   и
заброшенности в этом мире охватило меня.
   Чтобы избавиться от этого ощущения и известить всему миру, что я еще  жив
и силен, достал ружье и шарахнул в звезды. Выстрел громом пронесся по  тайге
и долине реки, отдаваясь многократным эхом. Вскоре послышался отвратительный
вой, полный презрения  ко  всему  окружающему.  Выл  волк  не  "у-у-у",  как
запомнилось  с  детства,  а  "ыууу-ыу",  хотя  вряд  ли  можно  передать  на
человеческом языке все тончайшие оттенки волчьей песни.
   Жутковато становится в такие минуты.  Правда,  чаще  сам  на  себя  страх
нагоняешь. Станешь прислушиваться к каждому звуку и,  чем  дольше  внимаешь,
тем явственнее слышишь в этих звуках скрип шагов, хриплое дыхание зверя,  но
стоит  отвлечься,  заняться  делом  -  как  все  сразу  исчезает.   Невольно
задумываешься, отчего  человек  в  темноте  испытывает  страх?  Пожалуй,  от
недостатка информации: не видит, что  происходит  вокруг,  вот  и  мерещится
всякая галиматья.
   Без радио вечерами в  палатке  тишина  стоит  космическая.  Только  печка
поухивает, да изредка  то  дерево  в  лесу,  то  лед  на  реке  оглушительно
стрельнет.
   Самая неприятная в таежном быту процедура ожидает меня по утрам и  никуда
от нее не деться. В палатке в это время натуральный  морозильник.  Если  под
открытым небом, например, минус 36о, то в нашем убежище минус 34оС. Спальник
от дыхания за ночь покрывается ломкой  корочкой.  Разогнешь  хрустящие  края
брезентового чехла, высунешься по пояс  и,  скорчившись  над  печуркой,  как
можно быстрее набиваешь ее чрево дровами. Подожжешь смоляк и немедля ныряешь
с головой обратно в спальник. И лежишь так  до  тех  пор,  пока  живительное
тепло не наполнит палатку и не проникнет внутрь мешка.  Случается,  дрова  с