сходим принесем. Там много еще осталось. Сразу были забыты съеденные мышами
норки, сучкастая ель. А когда из рюкзака появились сгущенные сливки, свежий
хлеб и индийский чай, то и все прочие неприятности, случившиеся со мной за
время его отсутствия, вовсе отодвинулись куда-то далеко-далеко. Растопили
печь. Сели ужинать. Насладившись вкусом давно забытых продуктов, я плюхнулся
на спальник и блаженно вытянулся Лукса набил трубку махоркой, закурил,
поглядывая на меня: -- Чего поймал? -- с возможно большей небрежностью в
голосе спросил, наконец, он.
Я выразительно излил душу, в адрес ненасытных мышей. Лукса, сочувственно
качая головой, соглашался:
-- Сколько живу, а столько мышей не помню. Надо чаще ловушки проверять.
Перед сном вышел проветриться. Остывший воздух был упруг и жгуч. Черная
бездна манила дырочками звезд. Изящный ковш Большой Медведицы, опершись дном
о скалу, подливал чернил в и без того непроглядную тьму.
Из трубы, как из пасти дракона, вырывался столб пламени, обстреливающий
яркие звезды недолговечными светлячками искр. Холод незаметно пробрался под
одежду. И сразу таким уютным показалось наше тесное брезентовое жилище. Я
поспешно юркнул обратно. Тепло ласково обняло, согрело; приветливо закивала
оплывшая свеча, привычно попыхивал трубкой Лукса. Даже поленья, словно
обрадованные моим возвращением, с новой силой возобновили звонкую, трескучую
перебранку.
ПАМЯТИ ДРУГА
Проснулся от сильного озноба. "Снежная процедура", полученая накануне, не
прошла даром. Отмахнувшись от недомогания, я все же отправился в обход
путика.
На обратном пути вдруг почувствовал, как силы с каждым шагом тают, ноги
наливаются свинцом. Сонный туман, заполнивший мозг, лишил меня воли, и я
остановился отдохнуть. И ладно бы посидел с минутку, да пошел дальше. Так
нет. Прельстившись солнечным, теплым днем, уложил лыжи камусом вверх и
прилег на них. Глаза закрылись сами собой. Навалившаяся дремота понесла в
мир грез, и я полетел в бездну с чувством блаженства и покоя.
Внезапно кольнувшая мысль: замерзаю! - пронзило меня, подобно удару
электрического тока. С трудом разомкнул склеенные изморозью веки. Ветер,
дувший в голову, уже успел намести в ногах сугроб. Как ни странно, холода я
не ощущал. Только мелкая дрожь во всем теле. Ни руки ни ноги меня не
слушались. После нескольких попыток, я сумел все-таки перевалиться на живот
и с трудом встать на четвереньки. Качаясь взад-вперед, размял бесчувственные
ноги. Потом медленно выпрямился и стал приседать, размахивать руками.
Немного согревшись, надел рюкзак и поплелся дальше. Как добрался до палатки
- уже не помню.
Три дня, не вставая, пролежал к спальном мешке в полузабытья. Спасибо
Луксе, каждый день, перед уходом, он заносил в палатку несколько охапок дров
и вливал в меня какие-то отвары.
За время болезни я сильно ослаб, но зато на всю жизнь усвоил: заболел -
не ходи, отлежись. Организм с зарождающейся хворью быстро справится сам.
Когда, наконец, дело пошло на поправку, я много раз вспоминал своего
друга Юру Сотникова и его напарника Сашу Тимашова. Мои злоключения сразу
показались такими незначительными и пустяковыми по сравнению с тем, что
выпало на их долю.