-левого притока реки Хор. Его напарник Митчена, деливший  с  ним  радости  и
невзгоды промысловой жизни в течение многих лет, потерял зрение и перебрался
жить к дочери в Хабаровск.
   Хотя день только начался, Лукса поторапливал. Предстояла  большая  работа
по устройству зимовки.
   Взбираясь на берег, услышали задорный посвист, который невозможно спутать
ни с каким другим лесным звуком, -- рябчик. Судя по мелодии, петушок.  Лукса
едва заметным движением руки остановил меня, а сам спрятался за ствол ели и,
достав самодельный манок, ответил более глухим переливом. По треску  крыльев
стало ясно, что рябчик перепорхнул ближе.  Лукса  опять  подсвистел.  Хлопки
послышались  совсем  рядом.  Приглядевшись,  я  наконец  разглядел  петушка,
сидящего  на  ветке  березы.  Вытянув  шею  и  нетерпеливо  переступая,   он
напряженно высматривал подружку.
   - Живой, - радостно прошептал Лукса. - Четвертый сезон  вот  так.  Совсем
свой стал. Встречает.
   Луксин "свояк" перелетел еще ближе и с явным интересом  разглядывал  нас.
Вынырнувший из кустов Пират, не разделяя чувств хозяина, с лаем запрыгал под
деревом. Петушок встрепенулся и, спланировав, исчез в чаще леса.
   Надо сказать, наши четвероногие помощники резко отличались друг от друга.
Пират  -  рослый,  нахрапистый,  с  хорошо  развитой  мускулатурой,  быстрой
реакцией, нахальными глазами. Индус, напротив, - вялый, тщедушный, привыкший
во всем подчиняться ему. Первое время при появлении Пирата он поджимал хвост
и услужливо отходил в сторону. Столь же резко они отличались  и  по  окрасу.
Пират белый,  только  кончики  подвижных  ушей  и  хвоста  черные,  а  Индус
черно-бурый. Попал  он  в  нашу  бригаду  случайно.  Когда  мы  загружали  в
неожиданно подвернувшийся вертолет мешки со  снаряжением  и  продуктами,  на
краю поляны сидел и смирно наблюдал за нашей беготней  одинокий  пес.  Я  на
ходу кинул ему кусок хлеба. Он, не жуя, проглотил и бочком, не сводя с  меня
грустных глаз, подошел к трапу.
   -- Быстрей садись. Летим, -- крикнул Лукса.
   Я поднялся в салон и оглянулся.  Собака  молча  просила  одними  глазами.
"Может взять? Вдруг у нее талант к охоте?" - заколебался я.
   -- Бери, бери.  Пиратке  веселее  будет,  -  сказал  Лукса,  заметив  мою
нерешительность...
   Перетаскав вещи к становищу, мы занялись дровами. Двуручной пилой свалили
сухостойный  кедр,  Отпилили   и   раскололи   несколько   душистых   чурок.
Отвалившиеся куски красноватой, ребристой коры изнутри были усыпаны яичками,
личинками, куколками - недоглядели дятлы за лесным патриархом. Комель  кедра
был настолько насыщен смолой, что  полено,  брошенное  в  воду,  тонуло  как
камень. На ночь кедр не годился - быстро сгорает.  Поэтому  напилили  еще  и
плотного ясеня. Он горит долго, жарко и дает много углей.
   Очистив на высоком мысу залива, недалеко от устья ключа, землю от  снега,
поставили удэгейскую палатку. Внешне она почти не отличается от  стандартных
четырехместных, но у  нее  есть  еще  и  матерчатые  сени,  вроде  половинки
небольшого чума. В них  удобно  хранить  дрова  и  капканы.  Но  главной  ее
особенностью и достоинством  является  то,  что  она  устанавливается  не  с
помощью стоек и колышков, а крепится внутри каркаса из жердей. Очень удобная
конструкция для зимы, когда колышки в промерзшую  землю  забить  практически
невозможно. Установив жестяную печурку, Лукса набил ее чрево смоляной щепой,
кедровыми поленьями  и  затопил.  Печь  быстро  порозовела  и  начала  щедро