валежины и завалы. Любит соболь пробегать по наклоненным и упавшим деревьям,
особенно если оно лежит поперек ключа или распадка. Часто, уходя под завалы,
соболь невидимкой проходит под снегом десятки метров. Душа радуется при виде
этих замысловатых строчек. Необыкновенно интересное все же занятие - охота.
Самое большое удовольствие доставляет возможность проникнуть в глухие,
укромные уголки, понаблюдать жизнь ее обитателей. Эта сторона охоты,
пожалуй, и увлекла меня в первую очередь.
Хорошо помню то далекое февральское утро, когда мне исполнилось
четырнадцать лет. Первое, что я увидел, открыв глаза, -- улыбающиеся
родители с новенькой, сверкающей одностволкой "Иж-1", пахнущей заводской
смазкой. С тех пор охота на долгое время стала моей главной страстью. И не
беда, что не всегда удачен выстрел и возвращаешься порой без трофеев. Ну
разве не стоит испытать холод, голод, усталость ради того незабываемого
наслаждения, которое получаешь при виде первозданного уголка природы, дикого
зверя на свободе, стаи птиц, взмывающих с тихой заводи в заоблачную высь!
Сегодня я шел в обход со сладостным предвкушением удачи, рассчитывая, что
в одном из капканов в Маристом распадке меня обязательно будет дожидаться
соболек. Все же как-никак четыре дня не проверял. Но отнюдь... Опять только
мыши. И что обидно--некоторые, "амбарчики" соболя вдоль и поперек истоптали,
в лаз заглядывали, но приманку так и не тронули. Как же, станут они грызть
мерзлое мясо, когда повсюду живая добыча шныряет. Один из них прямо на
макушке домика оставил, словно насмехаясь, выразительные знаки своего
"презрения" к жалким подачкам охотника. В следующем за ним домике сидела
голубая сорока, обитающая в нашей стране только здесь -- на юге Дальнего
Востока. На ее счастье пружина была достаточно слабой и не перебила кость
лапки. Попалась она совсем недавно--даже снежный покров вокруг хатки не
потревожен. Я разжал дужки и освободил птицу. Сорока, покачав головой в
темной шапочке, взлетела на дерево. Расправила взъерошенные перья и, резко
высказавшись в мой адрес, упорхнула по своим делам.
Тут же я впервые увидел колонка, привлеченного, видимо, криком сороки.
Его рыжевато-охристая шубка на белом фоне смотрится весьма эффектно. Тельце
длинное, гибкое, с круто изогнутой спиной. Колонок несколько мельче соболя,
но кровожаден и злобен: сила в сочетании с проворством позволяет ему
одолевать животных и птиц, которые значительно крупнее его.
Пока я снимал ружье, зверье юркнул в снег под кучу валежин и веток,
оставленных весенним паводком. Дожидаться его появления оттуда мощно весь
сезон: мышей в таких местах великое множество -- до лета хватит.
От них и в нашем жилище нет спасения. Ничего съедобного нельзя
оставить--сгрызут. Продукты держим на лабазе. Но они и туда наловчились
взбираться. Перекрыли им путь, только облив стойки лабаза несколько раз
водой.
Ночами в нашем жилище довольно шумно от мышиных полчищ, носящихся по
скатам палатки, по спальным мешкам. Одна, самая нахальная, даже забралась ко
мне в спальник, прогулялась до ступней ног и бодренько назад по шее, миме
уха. Я прямо оцепенел. Не столько страха от тигра натерпишься, как от мышей.
Из палатки выйдешь--веером рассыпаются. Со всех окрестностей к нам набиты
тропы -- на кормежку ходят. Жирные, лоснящиеся, ужасно наглые и любопытные.
Как-то вечером сидим, ужинаем. Одна высунулась из-под чурки-стола,
огляделась и деловито взобралась на нее. Я руку протянул, чтобы щелчок дать,
а она, окаянная, носик вытянула и старательно обнюхивает палец --- нельзя ли