надежно держат охотника на самых крутых склонах. При хорошем  камусе  скорее
снег сойдет с сопки, чем лыжи поедут назад. Правда ходить на таких лыжах без
привычки неловко, надо иметь определенный  навык.  И  я  поначалу  тоже  шел
тяжело, неуклюже.
   Порой приходится читать описание того, как  охотник,  лихо  скатившись  с
сопки, помчался к зимовью. Хочется верить, что где-то  это  и  возможно,  но
только не в сихотэ-алинских дебрях. Попробуй скатись, когда выстроились один
за другим кедры, ели,  пихты,  ясени,  а  небольшие  промежутки  между  ними
затянуты густым подлеском, переплетенным лианами.
   За ключом, на вздымающемся к востоку плоскогорье,  появились  миниатюрные
следочки кабарги -- самого крошечного и самого древнего оленя нашей  страны.
Изящный отпечаток маленьких копытец четко вырисовывался на  примятом  снегу.
Кабарга испетляла всю пойму в поисках  своего  любимого  лакомства--длинного
косматого лишайника, сизыми прядями свисающего с ветвей пихт и елей.
   Лукса рассказывал, что  раньше  охотники  даже  специально  валили  такие
деревья и устанавливали самострелы,  натягивая  на  высоте  локтя  волосяные
нити. Слух у кабарги острый. Она издалека слышит падение дерева  к  приходит
кормиться. Неравнодушны к этому лишайнику и многие другие звери, в том числе
соболя, белки. По последние не едят его, а используют для утепления гнезд.
   Среди оленей кабарга примечательна отсутствием рогов.  Этот  существенный
недостаток возмещается острыми саблевидными клыками,  растущими  из  верхней
челюсти. И хотя по величине они не могут соперничать с клыками секачей,  при
необходимости кабарожка  может  постоять  за  себя,  ведь  длина  ее  клыков
достигает десяти сантиметров. Охотиться на кабаргу  без  хорошей  собаки  --
бесполезное занятие. Благодаря чрезвычайно острому слуху  она  не  подпустит
охотника на верный выстрел. Поэтому,  не  задерживаясь,  я  зашагал  дальше,
сооружая в  приглянувшихся  местах  амбарчики  на  соболей  и  норок.  Чтобы
привлечь их внимание, вокруг щедро разбрасывал накроху: перья и внутренности
рябчиков.
   На становище вернулся, когда над ним уже  витали  соблазнительные  запахи
жареного мяса. Лукса  колдовал  у  печки,  готовя  праздничное  угощение  --
запекал на углях завернутые в металлическую фольгу жирные куски  кабанятины,
сдобренные чесноком.
   После праздничного ужина мы с особым удовольствием слушали по транзистору
концерт. Но перед сном приподнятое настроение было испорчено - хлынул дождь.
   -- Когда таймень хочет проглотить пенка, он обдирает с него чешую,  --  в
мрачной задумчивости произнес Лукса, и тут  же  спохватившись,  добавил:  --
Ничего.  Терпеть  надо.  Жаловаться  нельзя,  елка-моталка.  Поправится  еще
погода.

   После дождя снег покрылся ледяной коркой, и я с утра остался  в  палатке,
тем солее, что давно пора  было  заняться  хозяйственными  делами.  Невольно
подумалось о рябчиках. Смогут ли бедолаги пробить корку льда и выбраться  из
снежного плена? К полудню начался снегопад а часом  позже  с  горных  вершин
донесся нарастающий гул. Деревья беспокойно  зашевелились,  зашушукались,  и
вскоре налетел, понесся в глубь тайги могучий  порыв  ветра.  Зеленые  волны
побежали по высоким кронам елей и кедров, сметая  новенькие  снежные  шапки.
Воздух на глазах мутнел, становился плотным, тяжелым. Шквал за шквалом ветер
набирал силу и наконец достиг резиновой упругости. Тайга напряженно стонала,
металась, утратив свои обычные величие и  покой.  Деревья  шатались,  скрипя