ЩЕДРЫЙ БУГЕ
   Охотничья повесть.

...Здесь у костра не хвастают, не лгут,
Не берегут добро на всякий случай...,
                     Ю. Сотников
ЧАСТЬ I

ВЛАДЕНИЯ ЛУКСЫ
  За перевалом с вертолета открывалась величественная панорама безлюдной, дикой местности: хребты, межгорные впадины, бурные пенистые речки. Там, куда мы летим, особняком возвышается плотная группа скалистых гольцов, выделяющихся на общем фоне своим спокойствием и безразличием ко всему окружающему.
   Пассажиров в вертолете двое. Я и мой наставник, удэгеец  лет  пятидесяти.
Он сидит напротив и успокаивающе поглаживает собак.
   Опытный промысловик располагал  к  себе  с  первого  взгляда.  Невысокий,
худощавый, с живыми движениями. Сильные руки, словно  кора  старого  дерева,
испещрены глубокими трещинками морщин к  густо  перевиты  набухшими  венами.
Мороз,  ветер,  солнце,  дым  костра  дочерна  продубили  скуластое  лицо  с
реденькой растительностью на верхней губе и  подбородке.  В  черных,  прямых
волосах несмелый проблеск седины. Черты лица невыразительны, но вот лучистые
темно-карие глаза, словно магниты, притягивают взор. Впечатление такое,  что
они все время смеются,  радуясь  жизни.  Глянув  в  них,  и  самому  хочется
улыбнуться и сделать что-то хорошее и доброе. Имя у него простое и легкое  -
Лукса.
   Все еще не верилось, что наконец-то моя  давняя  мечта  исполнилась  и  я
принят на работу в госпромхоз  штатным  охотником  и  сейчас  лечу  на  свой
промысловый участок над легендарными отрогами древнего Сихотэ-Алиня.
   Вертолет неожиданно вошел в крутой  вираж  и,  сделав  два  круга,  мягко
опустился на землю.  Наши  собаки,  Пират  и  Индус,  ошалевшие  от  грохота
двигателей, спрыгнули на снег, едва только открылась дверь, Быстро выгрузили
нехитрый багаж. МИ-4 прощально взревел я, обдав нас колючим снежным  вихрем,
взмыл в густую небесную синеву и вскоре исчез за лесистой макушкой сопки.
   Мы остались одни в холодном безмолвии на заснеженной косе. Торжественно и
необъятно высоко синело небо. Оглушительная тишина стояла вокруг.  На  снегу
ни единого  следочка.  У  меня  невольно  возникло  ощущение,  что  какая-то
неведомая сила подхватила и перенесла нас на лист чистой бумаги, на  котором
предстоит написать историю охоты длиной в 120 дней.
   Вокруг  громоздились   типичные   для   этих   мест   крутобокие   сопки,
ощетинившиеся, словно встревоженные ежи, могучими изумрудно-зелеными кедрами
и более темными островерхими елями. Напротив устья  ключа  Буге,  над  рекой
Хор,   нависал   хребет,   обрывающийся   в   речную   гладь    неприступной
двухсотметровой стеной. По его гребню торчали огромные, источенные  временем
каменные иглы и зубчатые башни причудливых очертаний, напоминающие развалины
старинных крепостей. Хор еще не встал и  тянулся  холодной,  черной  лентой,
разорвав белоснежную пелену извилистой трещиной. Сквозь прозрачную воду были
видны лежащие на дне  пестрые,  обезображенные  брачным  нарядом  и  трудной
дорогой к нерестилищу, кетины. Уровень воды в реке за последние дни упал,  и
часть отнерестившейся рыбы лежала на галечном берегу.  Наши  собаки  тут  же
воспользовались  возможностью  полакомиться  и  набросились  на  нее.  В  их
довольном урчании слышалось - как много рыбы! Райское место!
   Оставшись в преддверии сезона без  сотоварища,  Лукса  не  без  колебаний
согласился все же взять меня на  свой  участок,  охватывающий  бассейн  Буге