В ряды Рабоче-Крестьянской Красной Армии.
 
   - У-ы-х!
   Воевать.
   А тут еще выкрик:
 
   УНТЕР-ОФИЦЕР,
   тебя призывает страна.
 
   Шерстобиты это знают: как густеют и сваливаются комья шерсти,  -  так
тротуарному хождению стали поперек черные пробки и загущения.
   И вот опять по глазу выжжено:
 
   УНТЕР-ОФИЦЕР,
   тебя призывает страна.
 
   - Скажите, как мило: если вы - рабоче-крестьянин, прислуг не  имеете,
то пожалуйте.
   Отошел.
   Каленое пятно года.
   - Легче, гражданин, вы мне гимнастерку папироской жгете.
   - Совершенно верно... Извиняюсь очень.
   Пахнет паленым.
   А утро такое жаркое, меднолитейное, айвовое; тянет айвою с ближайшего
лотка.
   - Кто же призван, ребята?
   - Я -
   (А я?)
   (А я?)
   (А я?) (Я?) Я? Я? Я?
   Якало множество. Бывает: время становится твердым и трубообразным, по
трубам ходят поршни событий. Всосан в эту трубу, - душно, нечем  дышать;
поршень жарко лижет липкие масляные стены.
 
   Все бывшие рядовые и унтер-офицеры  старой  армии  должны  явиться  в
Красные Казармы.
 
   На документе подпись: Командир Белебеевского полка. Был под  Иоганес-
бургом и Сохачевым... В Красные, стало быть, Казармы.
 
   Все вновь призванные - в Кремль.
 
   Внове. Молодняк. Или что. Впервой. Значит - в Кремль.
   А... а. Это - ты:
 
   Унтер-офицер, тебя призывает страна.
 
   Нету. Какая страна? Это - ты. Ты призываешь.
   Лицо, блестящее белыми пятнами пенснэ, его лицо; оно - в клубе Агита-
ционно-Вербовочного Отдела, в золотой раме. Оно все сжалось в черную бо-