больше.
   Он был в десяти ярдах  от  дома,  когда  она  отступила  назад  и  быстро
прикрыла дверь. Криспин бросился к ней, но женщина закричала:
   - Убирайтесь! Убирайтесь на свой корабль и возьмите с собой  этих  дохлых
птиц, которых вы так любите!
   - Миссис Катерина... - Он остановился  перед  дверью.  -  Я  спас  вас...
Миссис Йорк!
   - Спасли?! Спасайте лучше птиц, капитан! Он попытался что-то сказать,  но
она захлопнула дверь. Криспин повернулся, быстро пересек луг, сел в лодку  и
со злостью стал  грести  к  кораблю.  Когда  он  забрался  на  борт,  Квимби
испытующе посмотрел на него.
   - Крисп...  В  чем  дело?  -  Карлик  был  необыкновенно  вежлив.  -  Что
случилось?
   Криспин покачал головой и посмотрел на мертвого голубя,  стараясь  понять
последнюю реплику женщины.
   - Квимби... - мягко сказал он. - Квимби, она считает себя птицей.


   В течение следующей недели Криспин все больше и больше убеждался в  своей
правоте.
   Одно портило его жизнь: казалось, что мертвая птица  преследует  его.  Ее
глаза, как глаза ангела смерти, следовали за  Криспином  по  всему  кораблю,
напоминая  о  первом  своем  появлении,  когда  чудовищная  голова  внезапно
возникла за стеклом рубки вместо отражения его лица.
   Именно это неприятное  чувство  подтолкнуло  Криспина  на  его  последнюю
?военную хитрость?.
   Он забрался на мачту и с помощью кусачек, сдерживая тошноту и стараясь не
глядеть на голубя, перерезал металлические тросы, опутывающие птицу.  Порывы
ветра закачали  белое  тело,  гигантские  крылья,  дрогнув,  едва  не  сбили
Криспина с ног.
   Начавшийся дождь помог ему отмыть кровь и налипшие перья от ржавой крыши.
Затем Криспин стащил птицу на палубу и положил  ее  на  крышку  люка,  возле
трубы.
   Впервые за много  дней  Криспин  спал  спокойно.  А  утром,  вооружившись
мачете, он принялся потрошить птицу.


   Через три дня Криспин стоял на вершине утеса, вдалеке от своего  корабля,
который серебристой черточкой блестел посреди реки. Оболочка голубя, надетая
на его голову и плечи, казалась немногим тяжелее пуховой подушки.  Пригретый
теплыми лучами солнца, Криспин широко раскинул крылья, чувствуя,  как  ветер
овевает каждое перышко. Еще несколько порывов взъерошили перья на голове,  и
Криспин отступил в тень большого дуба, скрывавшего его от дома.
   Его грудь опоясывали патронташные  ленты,  а  одно  из  крыльев  скрывало
винтовку.  Криспин  сложил  крылья  и  взглянул  на  небо,   опасаясь,   что
какой-нибудь шальной сокол или пилигрим парит над его головой.
   Перед ним каменистая тропа вела вниз, прямо к дому. Криспин вспомнил, что
с палубы патрульного корабля склон казался отвесным. Вблизи же он был не так