воинством?
  Болотников угрюмо молчал. Палач уже много раз прошелся по его спине
плетью. Дьяк вцепился, словно борзая в подранка оленя:
  - Что бы стал делать на Москве? Что? Ответствуй! Молчал узник. В пытошную
вошли двое, развязали Болотникову руки, вдели их в ременные кольца дыбы,
ноги притянули к тяжелому бревну. Что-то хрястнуло, заскрипело, как
колодезный ворот, и Болотников повис на дыбе с вывернутыми суставами.
Острая боль прорезала тело. На миг сознание помутилось, голова склонилась
на грудь. В лицо плеснули водой, и он пришел в себя, замотал головой.
Брызги воды летели на дьяка, тот посторонился, повеселел:
  - Так-то толковать сподручней, - и подошел и как будто участливо заглянул
в лицо узнику, а потом стал повторять те же вопросы. Болотников молчал.
Плеть снова и снова свистела в промозглом воздухе пытошной. Палач взопрел,
утирал лоб рукавом рубахи. Дьяк настойчиво спрашивал:
  - Государя Шубником звал по какому праву?
  Молчит Болотников.
  - Сколь войска собрал перед походам на Москву?
  - Боле, чем у царя, - поднял голову Иван Исаевич. - И войско доброе! Не
то, что ваши трусливые стрельцы да прелюбодейное боярство!
  - Ах, ты вот как! - задохнулся от злобы Окольницын и сильно ударил узника
по скуле. - Что бы стал делать в Москве?
  Болотников собрался с силами и сказал, сверкая набрякшими кровью белками:
  - Ближних бояр покидал бы с Ивана Великого. Остальных развесил бы по
стенам, яко крыс!
  Дьяк злобно оскалился, подскочил к нему с новым вопросом:
  - А что думал с государем учинить?
  - Про государя ничего не скажу. А для твоей з... изладил бы добрый кол,
вострой!
  ...Из пытошной Болотникова без памяти унесли в тюрьму. Иван Исаевич
чувствовал себя худо: ноги совсем отказывали, в голове будто кто бил в
набат. Он поплелся в угол и лег на солому. Долго лежал неподвижно, потом
стал сгребать к бокам солому, чтобы хоть немного стало теплее. Когда стал
засыпать, услышал, как за дверью тихо говорили стрельцы:
  - Кинуть ему, ай нет?
  - Не ведено!
  - То так. Не велено... Но смерзнет вор.
  - Смерзнет. Кинь, пожалуй.
  - Ответ держим оба, коли воевода лаяться будет.
  - Да уж так. Кидай!
  Сквозь дрему Иван Исаевич слышал, как кто-то вошел и набросил на него
какую-то одежду. Стало теплее. Узника сморил сон, тревожный, глухой, как
вьюжная ночь. Иван Исаевич будто провалился в пропасть.
  А вьюга за стеной то улюлюкала, то выла по-звериному тоскливо и надсадно,
и съезжий домишко вздрагивал от ударов ветра.
  Стрельцы на улице, пока не пришла смена, продрогли до костей. И воеводская
чарка не помогла.

  На рассвете воевода поспешил к съезжей - проверить, не случилось ли чего
ночью. Стрельцы, вытоптавшие торную тропу вокруг домишка, спросили:
  - И днем тут стоять?