о ней, но и самим Протопоповым.
В то время у Протопопова были уже широкие планы. Он лелеял мысль о
большой газете, которая объединила бы промышленные круги, и в которой
сотрудничали бы "лучшие писатели-Милюков, Горький и Меньшиков". Газета
воплотилась впоследствии в "Русскую Волю". Тогда же в голову его вступила
"дурная и несчастная мысль насчет министерства", ибо "честолюбие его бегало
и прыгало"; первоначально он думал лишь о министерстве торговли.
Действуя одновременно в разных направлениях и не порывая отношений с
думской средой, Протопопов сумел проникнуть к царю и заинтересовать его
своей стокгольмской беседой, а также-приблизиться к Бадмаеву, с которым
свела его болезнь, и к его кружку, где он узнал Распутина и Вырубову.
16 сентября 1916 года Протопопов, неожиданно для всех и несколько
неожиданно для самого себя, был, при помощи Распутина, назначен управляющим
министерством внутренних дел. Ему сразу же довелось проникнуть в самый
"мистический круг" царской семьи, оставив за собой как Думу и прогрессивный
блок, из которых он вышел, так и чуждые ему бюрократические круги, для
которых он был неприятен, и придворную среду, которая видела в нем выскочку
и, со свойственной ей порою вульгарностью языка, окрестила его "балоболкой".
Почувствовав "откровенную преданность" и искреннее обожание к "Хозяину
Земли Русской" и его семье, и получив кличку "Калинина" (данную Распутиным),
Протопопов, с присущими ему легкомыслием и ,,манией величия", задался
планами спасения России, которая все чаще представлялась ему "царской
вотчиной". Он замышлял передать продовольственное дело в министерство
внутренних дел, произвести реформу земства и полиции и разрешить еврейский
вопрос.
На деле оказалось прежде всего полное незнакомство с ведомством,
сказавшееся, например, при посещении Москвы, описанном Челноковым.
Протопопов стал управлять министерством, постоянно болея "дипломатическими
болезнями", при помощи многочисленных и часто меняющихся товарищей; среди
них были неоффициальные, как Курлов, возбуждавший особую к себе и своему
прошлому ненависть в общественных кругах. Протопопову, по его словам,
"некогда было думать о деле"; он втягивался все более в то, что называлось в
его времена "политикой"; будучи "редким гостем в Совете Министров", он был
частым гостем Царского Села.
С первого шага, Протопопов возбудил к себе нелюбовь и презрение
общественных и правительственных кругов. Отношение Думы сказалось на
совещании с членами прогрессивного блока, устроенном 19 октября у Родзянки
(см. прил. V в конце книги); но Протопопов, желавший, "чтобы люди имели
счастие", и полагавший, что "нельзя гений целого народа поставить в рамки
чиновничьей указки", оказался, несмотря на жандармский мундир Плеве, в
котором он однажды щегольнул перед думской комиссией, неприемлемым и для
бюрократии, увидавшей в нем мечтателя и общественного деятеля, недаром сам
Распутин сказал однажды, что Протопопов-"из того же мешка", и что у него
,,честь тянется, как подвязка".
К этому присоединилось влияние личного характера Протопопова, который
"стал в контры с собственной думою" и заставил многих сделать из него
"притчу во языцех" и отнестись к нему юмористически. Характерно, например,
его (ставшее известным лишь впоследствии) знакомство с гадателем Шарлем
Перэном, едва ли не германским шпионом, о чем и предупреждал директор
департамента полиции; Протопопов не хотел об этом знать, веруя в свой "рок";