все временные осложнения, на которые Дума и союзы несомненно толкнут часть
населения в связи с роспуском Государственной Думы, подготовленным,
уверенным в себе, спокойным и неколеблющимся. Это должно быть делом всего
Совета Министров, и Министра Внутренних Дел нельзя оставить одного в
одиночестве со всей той Россией, которая сбита с толку. Власть более, чем
когда-либо, должна быть сосредоточена, убеждена, скована единой целью
восстановить государственный порядок, чего бы то ни стоило, и быть уверенной
в победе над внутренним врагом, который давно становится и опаснее и
ожесточеннее и наглее врага внешнего. "Смелым Бог владеет", Государь. Да
благословит Господь Вашу решимость и да направит Он Ваши шаги на счастье
России и Вашей славе. Вашего Императорского Величества верноподданный Н.
Маклаков".-Царь, торопившийся куда то, велел Маклакову оставить письмо и
сказал, что посмотрит.
Между тем, у Голицына, по обычаю, укоренившемуся с Горемыкинских времен,
были уже заранее заготовлены и подписаны царем указы Сенату, как о перерыве,
так и о роспуске Думы. Текст указа о роспуске был следующий.
"На основании статьи 105 Основных Государственных Законов повелеваем:
Государственную Думу распустить с назначением времени созыва вновь избранной
Думы на (пропуск числа, месяца и года).
О времени производства новых выборов в Государственную Думу последуют от
нас особые указания.
Правительствующий Сенат не оставит учинить к исполнению сего надлежащее
распоряжение. Николай".
Этот указ был испрошен еще Штюрмером перед 1 ноября; потом он был в руках
у Трепова и, наконец, перешел к Голицыну, которому царь сказал: "Держите у
себя, а когда нужно будет, используйте". Голицын перед 14 февраля показывал
бланк Ладыженскому, который, по его словам, убедил Голицына, что это будет
нарушением основных законов, с чем Голицын согласился.
14 февраля открылись заседания Государственной Думы. Родзянко указал
накануне, в беседе с журналистами, на вред уличных выступлений и на
"патриотическое" настроение рабочих. В заседании, где присутствовал Голицын,
Риттих, Шаховской, Кригер-Войновский и союзные послы, обширное разъяснение
дал Риттих, рассмотрение его разъяснений было отложено; большие речи по
общей политике произнесли Чхеидзе, Пуришкевич и Ефремов. Газеты
констатировали, что первый день Думы кажется бледным, сравнительно с общим
настроением страны.
Открытие Государственного Совета ознаменовалось инцидентом: Щегловитов не
дал Д. Д. Гримму сделать внеочередное заявление, после чего зал заседания
покинула вся левая группа, часть группы центра и некоторые беспартийные.
Обыватели несколько опасались с утра выходить на улицу, но в центре
города день прошел спокойно. По донесению охранного отделения, бастовало 58
предприятий-с 89.576 рабочими, были отдельные выступления (на Петергофском
шоссе-с красными флагами), попытки собраться у Таврического Дворца,
подавленные полицией, и сходки в университете и политехникуме.
15 февраля в заседании Государственной Думы произнесли по общей политике
речи Милюков и Керенский. "Кто-то из министров или служащих канцелярии"
доложил кн. Голицыну, что речь Керенского чуть ли не призывала к
цареубийству. Голицын попросил у Родзянки нецензурованную стенограмму речи,
в чем Родзянко ему отказал. Председатель Совета Министров, по его словам, не
настаивал, и "был очень рад", что Керенский не произнес слова о