поддержки?  Отрядовцы  приравнивались  чуть  не  к   целому  батальону,   но
количеством  составляли не больше  пятидесяти человек.  Комбат-один  доложил
вниз.
     -- Мать вашу,  какая  еще  поддержка?  - забулькали  наушники скрипучим
визгом  сводного  командующего.  -  Авиацию  им  вызвать,  что ли?  Отходить
немедленно, вы прикроете их огнем по мере приближения, с места не трогаться,
в "зелень" не углубляться. Ясно?
     Штатный майор  Паляница,  командир первого  батальона, сбросил головные
телефоны и повернулся к заму по составу:
     -- Тьфу, б... штабная!  Передай - со мной идут первая и вторая роты, ты
остаешься в бате за главного, связиста ко мне.
     Зам, пожав плечами, отправился исполнять. Взяв микрофон, Паляница нажал
передачу:
     -- "Волна-2", где старший твой?
     Ответил искаженный металлом бас Стекольникова:
     -- Внимательно!
     -- Отряжай мне одну роту, принимай здесь командование.
     -- Викторыч, давай я схожу!
     --  Не  препираться,  товарищ  почти  полковник. Видишь  горку  на  сто
пятьдесят  градусов?  Там "узелок", выкат  "клубков"  сам на  сам,  в темпе.
Принял? Тогда все.
     Обозначив  кодом  место  соединения и порядок  движения рот, он передал
микрофон  с наушниками  водителю в  транспортере. Услышав переговоры, нижняя
рация возмущенно захрюкала, но ей никто уже не отвечал.
     Во   втором   батальоне  три  штатных  тщедушных  роты  за  отсутствием
командиров свели до летнего набора в неполных две. Кого послать из офицеров,
колебаться тоже не приходилось, и Стекольников крикнул состоявшему на выезде
при нем порученцу:
     -- Баранова ко мне!

     -------------------------------

     ...Бегство  осталось в  памяти сплошным огненным  кошмаром. Федорин  не
умел  командовать  в  бою и  вообще  забыл о своей роли,  имевшие опыт бойцы
приучены были  к  руководству и  отстреливались  вразнобой,  каждый по себе.
Когда  он проорал  "Бежим!"  из  какой-то  ложбинки, была  упущена последняя
возможность организованного отпора и выхода. Все прянули назад, смешав огонь
и  поневоле обратясь  к  врагу спиной,  выползали по-змеиному  и карабкались
прочь на четвереньках. Кто-то пытался согнувшись перебегать, падал и жался в
прелую  листву  под  затяжными  очередями,  нацеленными  прямо  в  сердце  и
выбивающими окончательно  понимание,  на каком ты свете  есть. Федорин  полз
ящерицей на  животе,  зарываясь  в рыхлую  лесную  землю,  скатился  в яму и
пропахал ее до конца,  сузившегося в ширину тела, греб  руками и  подошвами,
стремясь  укрыться  куда-нибудь,  ввинтиться в проклятую  глину  от  свинца.
Что-то рухнуло  сверху,  он выпустил автомат и забился, пытаясь вытолкнуться
на руках, позабыв про штык на поясе, но над ухом захрипели:
     -- Тарищ старший лейтенант, бегите, это я!
     Дышащий с присвистом Сомов отвалился  в сторону и рванул его на  спину,
вытащив из норы. От крепкого толчка Федорин словно очнулся, нашарил в лесном
соре АК. Огонь шел по верхам, пули не доставали их в мелком овражке, ставшем