коллегами  он  сошелся  быстро,  военная  среда легко  сближает  людей.  При
шестидневной  рабочей  неделе  торчать  на   службе  приходилось  не  больше
прежнего, в основном придумывая себе  какое-нибудь  дело,  жаловании  же шло
намного больше и выплачивалось почти в срок.
     Обсуждая его устройство, жена сказала вечером на кухне:
     -- Какой из тебя солдафон, Федорин? А если станешь им, то еще хуже...
     Но  не  перечила. "Повезло мне  с ней", - не раз  думал он, прибавляя с
мысленным вздохом: хоть в этом...
     Когда началось чеченское безумие, в училище заговорили: "Скоро поедем".
Прочили отправку вплоть до слушателей,  по крайне мере  выпускных курсов, на
охрану коммуникаций и административных границ. Но время шло, в болевой точке
затягивались  немыслимые для огромной армии бои  за провинциальный город,  а
приказа  не  поступало.   Рвущихся  осаживали  -  служите  где  служите,  не
Иностранный  легион. Героический порыв остыл, и  тут  пришла квота: двадцать
человек в трехдневный срок, на  сорок пять суток, а  там может и больше, как
повезет.
     Ехать  не  принуждали,  хватало добровольцев,  но  молодым офицерам  не
выказать  доблесть  было вроде как не  к  лицу. Проявило в  целом патриотизм
народу  вдвое  против  нужного, всех  возрастов  и  должностей.  Набрали  по
справедливости, человек от кафедры или отдела, дабы  не оголять штат, прочим
обещали  следующие   разы.   Возглавил  группу   начальник  курса  дисциплин
подполковник  Стекольников, башковитый лысеющий  весельчак с багровой  рожей
кадрового вояки -  мороз, солнце и алкоголь.  Он презрел  штабной стульчик в
Ханкале, где зависло  несколько человек, и прибыл  с оставшимися в отдельный
полк ВВ, куда они получили назначение.
     Полк с начала весны  держали в каком-то странном резерве. Переброшенный
осенью на Кавказ, он участвовал  в зимних боях на юго-восточном направлении,
добросовестно  занимал  указанные  рубежи,  а  потом   увяз.  К  центру   не
перемещали,  на  окраинах  же мятежной  Ичкерии установился  хрупкий баланс.
Равнину  официально  контролировали  федеральные силы,  по мере возможностей
закрепившиеся  в  предгорьях.  Дальше  властвовали главари  племенных  банд,
новоявленные вожди сохранившихся  даже в  изгнании  кланов.  Оседлать горную
часть  без  многократного численного увеличения,  наведения  хоть  какого-то
порядка   в   руководстве,  координации   и  обеспечении   войск   оказалось
невозможным.  Командование,  знающее   лишь  требование   сверху,   вряд  ли
осознавало  это стратегически  -  просто  не  вышло.  Взятие  Грозного ценой
тысячных  жертв,  точно Праги  и Берлина сорокалетием раньше,  распыление по
занятой территории ослабили группировку. Она не смогла даже запереть крупные
ущелья с  проходами за хребет,  откуда  подпитывался противник;  за недавнюю
помощь тамошним сепаратистам южные соседи вредили бывшему Брату, как могли.
     После случаев  тяжелых  потерь  и даже  гибели в полном составе колонн,
осуществлявших  кровообращение армии  циркулированием  по  "очищенной" зоне,
было  решено  обеспечить  им твердую  безопасность. В результате  полку  при
спорадическом участии  в  боевых операциях  отвели ежедневное  сопровождение
войсковых  "лент" на  признанном наиболее сложным участке.  Грузовики пылили
среди  заросших  разнотравьем полей и  взбирались  на серпантины под охраной
собственной  бронетехники,  иногда  даже  танков,  но  в  назначенном  месте
останавливалась,   чтобы   принять  в  хвост,  голову  и  где-нибудь   сбоку
дополнительные  БТРы.  Эффект  был   сомнителен,   в  пути  цепь  все  равно
растягивалась,  особенно на пересеченных  участках,  верный  способ  подрыва