-  Великолепие,  конечно.  Подлинная  старина.  Кстати,   а   Дмитрий
Дмитриевич дома?
     - Куда там! С утра в клинике. Он редко бывает днем. По выходным, да и
то через раз. А оружие - это не Дима,  еще  покойный  муж  собирал.  Скоро
тридцать лет, как его не стало. Ну,  да  все  там  будем...  А  красота  -
остается, это так.  Какие  мастера  работали,  душу  вкладывали!  Нынешним
трудно понять - прагматики: трезвость, расчет в первую голову.  А  человек
должен бежать от  этого,  стремиться  жить  сердцем,  подчиняться  первому
движению души. Увы, приходится признать, что наше поколение было в гораздо
большей степени идеалистами... Так  что  сегодня,  в  трезвую  и  холодную
эпоху, нам остается одно - наши дети. В них наше  достояние,  наша  жизнь.
Дима... он ведь радость несет людям.  -  Она  с  гордостью  посмотрела  на
фотографию на стене в простой деревянной рамке, глаза ее затуманились.
     Высокий, чуть лысоватый мужчина в белом  халате  держал  перед  собой
пухлую книгу с иероглифами  на  обложке.  Проницательным  мягким  взглядом
мужчина смотрел, казалось, сквозь книгу в лицо кому-то незримому - доброму
собеседнику, понимающему слушателю.
     Лицо его было одухотворенным, словно у вдохновенного проповедника.
     Дмитрий Дмитриевич Хотынцев-Ланда был в городе  широко  известен.  По
слухам, многие обязаны были ему если не полным исцелением,  то  улучшением
состояния, а уж семейные и иные психологические проблемы доктор щелкал как
орехи. Обычно прием велся в клубе завода  "Металлист",  и  развешанные  по
городу афиши и  рекламные  объявления  в  прессе  не  уставали  напоминать
обывателю об этом.
     Не забывал Дмитрий Дмитриевич и  о  здоровых:  кажется,  речь  шла  о
занятиях какой-то разновидностью йоги, о совершенствовании  тела  и  духа.
Впрочем, сам Строкач был  еще  недостаточно  совершенен,  чтобы  различать
нюансы высших учений о тонких космических энергиях. Хватило бы времени для
решения земных проблем! Так и сейчас -  нельзя  было  дать  следу  остыть,
нужна была зацепка, ниточка...
     - Итак, никого, кто бы заходил сегодня к Минской,  вы  не  видели?  -
Строкач повторил вопрос для порядка, уже собираясь уходить.
     Женщина перебила его - вопрос прозвучал уже трижды.
     - Ну я бы с удовольствием, Павел Михайлович, но,  увы,  выхожу  очень
редко. Этажом ниже живет подруга, видимся  раз  в  день,  когда  гуляем  с
собаками. Она и сейчас внизу, на скамейке, я из окна видела. Она  для  вас
клад - все знает, все видит.  Ее  легко  узнать  -  Октябрина  Владленовна
видная женщина, в молодости красавица была - заглядение.
     Женщину у подъезда  Строкач  приметил.  Стройная  для  своих  лет,  с
тяжелой каштановой  косой  с  проседью  и  спокойными  величавыми  чертами
северорусского типа.
     Но с нею сейчас должен был работать лейтенант Родюков, а Строкач  уже
звонил в третью квартиру четвертого этажа, дверь которой  располагалась  у
последних ступеней лестницы.
     Дверь  стремительно  распахнулась.  На  пороге  стояла  ослепительная
голубоглазая блондинка во всеоружии неполных  двадцати  лет.  На  лице  ее
блуждала тревожная улыбка.
     "Наверное, уже знает, что случилось, -  подумал  Строкач.  -  Почему?
Ведь вахтер уверяет, что никому ничего не сообщал".
     - Мы могли бы поговорить и здесь, - сказал майор, отрекомендовавшись,