Саша почувствовал (и  сразу поверил своему чутью),   что Лариса и  Вэм
слышат.  Каждый выстрел теперь  откликался  в нем новой  волною радости.  Он
палил и смеялся. А когда патроны кончились, опустил ружье, огляделся...
      Большое белое  пространство улыбалось в  ответ.  Зима  это или лето  -
какая разница, если  тепло. Тепло и красиво.  Под  ногами  лед. И счастливый
человек стоит на льду.
      Начальник  услышал выстрел  и оглянулся.   Подсвеченные  солнцем струи
дыма как будто  сами светились. Может быть,  Лариса и Вэм  видят дым, но все
равно уходят? Нет, так обманывать себя нельзя.  Бессмысленно. Так можно и не
дойти. А сам поход, в  нем есть смысл?  Конечно, но иногда теряется. Тогда и
возникает этот вопрос. Но только тогда...
      Он увидел Вэма. Потом  и Ларису. Вэм стоял  и смотрел назад, а Лариса,
опираясь на палки, смотрела в даль болот.
      - Вот они! Ура! - раздался сзади голос Вэба.
      Вэм услышал и поднял руку. Но стоял, не трогался с места.




Идем в пургу

      Я беру отпуск зимой. Говорят: чудак.  Жалеют. Спрашивают: "На Полярный
Урал едешь? Это что - на турбазу, по путевке?"
      Вот  так, дальше  турбазовской  столовой, пляжа, инструктора, ведущего
группу не знакомых друг с другом людей по  маркированной тропе, дальше этого
у иных воображение не работает.
      Не знают многие туристы зимы. Не знают они и лыж.
      Человек на лыжах!  И за сотни километров  от жилья, в нетронутом лесу,
вспыхивает костер для ночлега... Засыпая, глядеть  на звезды, зарю встречать
на лыжне - розовый свет на заснеженных камнях.
      А плотный   снег тундры! Лыжи   не   оставляют следа.  Бежать  в  день
тридцать,  пятьдесят   километров!  Лыжный  бег к  горам,  к   синим наледям
промерзших рек... Поземка красным  пятном размажет солнце.  Бежать навстречу
пурге, страшной пурге, и в снежной пустыне построить из снега теплый дом...
      Но  когда  идешь в  мороз  много дней подряд,   все время находишься в
напряжении. Надо иметь силу выдержать  это. И только выдержав, по-настоящему
оценишь зиму.  В 1956 году я, первокурсник,  шел по архангельской тайге. Был
редкий по силе морозов февраль. Восемь дней мы  не встречали людей, и были у
нас тонкие палатки-"серебрянки" да старые ватные спальные мешки.
      Мы ввалились в тепло жилья, измученные до крайности.
      Но я понял тогда, что буду ходить зимой.
      Через два года  я уже сам вел  группу по Кольскому.  Мы поднялись выше
границы леса. Порывы   ветра сшибали девушек   с ног, парни их поднимали.  А
потом мы идти уже не могли: решили ночевать, не спускаясь в лес. Увидели два
огромных камня на склоне  и узкую щель между ними  и забились в эту щель, но
благоразумие взяло верх,  и мы привязали к камням  палатку. Это была тяжелая
ночь. Мы  слегка поморозились.  (Пять   лет спустя  я  разбирал случай,  как
четверо замерзли в  той же долине, у таких  же камней. Им не  повезло, пурга
длилась дольше, чем у нас.)
      На следующую зиму я отправился в горы Приполярного Урала, чтобы пройти