свойства в общем-то не зависят от того описываемая она или
действительно существующая. Ключевое отличие "Островов" от
"Голубятни" в том, что здесь присутствует большая продуманность
событийного плана именно с точки зрения взаимосвязей и
взаимовлияний. Если в "Голубятне" эти самые взаимосвязи в
какой-то степени завязались сами, причем так, что автор не очень
успешно их распутал, то в "Островах" - завязаны совершенно
сознательно, продуманы все детали. Сделаем еще одно важное
замечание. То, что целое в данном случае больше суммы частей -
это ясно. Однако Крапивину удалось реализовать и иной принцип:
часть здесь равновелика целому, парадоксальным образом
отображает все целое, а поэтому независима от целого [Так, не
имеет большого значения с какой части начать чтение. Я,
например, сначала прочитал третью, а лишь почти год спустя -
первую и вторую, но это ничуть не помешало пониманию.]. В
"Островах" Крапивин впервые построил такую модель повествования.
Принцип построения был усилен в цикле повестей о Кристалле. В
действительности, вопрос, ответ на который содержится в этом
цикле, поставлен в "Островах", в размышлениях Егора: "А вообще,
что такое будущее? То, чего еще нет, или оно где-то уже есть?
Может это просто прошлое с обратным знаком? Может, люди найдут
способ докопаться до самой большой тайны: что такое время? Чтобы
нынешние дни, и те, которые давно прошли, и те, которые еще
только будут, связать воедино? И соединить всех людей... Чтобы
Егор мог ворваться в каюту Головачева и выбить из его рук
пистолет... Конечно, это фантастика, но иногда (как сейчас вот!)
кажется, что еще немного, и тайна времени раскроется. Словно ее
можно постичь без формул и математики, а вот так, напряжением
чувств. Вот еще совсем немного... Кажется, это не труднее, чем
вспомнить забытое слово. Уже и буквы, из которых оно состоит,
известны... Последнее усилие нервов - и буквы рассыпались,
прыгают, мельтешат, как воробьи..." В "Островах и капитанах" как
произведении реалистическом ответ на эти вопросы вряд ли мог
быть дан. Здесь своего рода материальным носителем, воплощением
всеобщей взаимосвязи всех вещей и явлений выступают человеческие
отношения. Действительно, Крузенштерн и, скажем, Егор Петров
связаны лишь косвенно, через сложную цепь опосредствований:
Курганов писал книгу о Крузенштерне, которую прочитал Толик
Нечаев и заинтересовался ей, позднее встреча Толика и Шурки
Ревского произошла именно на корабле, названном в честь
мореплавателя; из-за заседания литературного клуба, на котором
Наклонов читал рукопись о Крузенштерне Егор задержался в школе и
встретил Михаила и т.д. Это, собственно, и есть та
закономерность, поисками которой занят Михаил, она вполне
реалистична. Однако эта закономерность не лежит в основе мира,
описываемого писателем, не выступает как закономерность
материального, предметного мира. Однако она найдена, а ее
перенос в сферу материального мира может быть совершен
фантастическими средствами: так появляется (впервые у Крапивина)
сам мир как некое целое, как космогоническая модель Кристалла.