боялись совершить какую-нибудь оплошность. Со временем неловкость
исчезла, дружеские отношения укрепились. Но в кругу прежних друзей Эллен
они никогда больше не появлялись. Хотя она избавилась от ярлыка
"курортница" и снискала симпатии коренных жителей Эмити, ей было нелегко
отказаться от всего того, к чему она привыкла до замужества. Иногда
Эллен казалось, что она переселилась в другую страну.
Впрочем, до недавнего времени этот разрыв с прошлым не тревожил ее.
Она была слишком счастлива и слишком занята воспитанием детей, чтобы
позволить себе думать о возможностях, которые ею были упущены. Но когда
ее младший сын пошел в школу, она вдруг ощутила вокруг себя вакуум и
стала предаваться воспоминаниям о том, чем были заполнены дни ее матери,
когда дети начали отдаляться от нее: поездки по магазинам (они
доставляли удовольствие, так как денег хватало на все, за исключением
самых дорогих вещей), обеды с друзьями, игра в теннис, коктейли, пикники
в конце недели. И то, что раньше наводило на нее тоску, казалось мелким
и скучным, теперь предстало все воображении как райская жизнь.
Эллен пыталась восстановить связи с друзьями, с которыми не
встречалась десять лет, но общих интересов уже давно не было. Эллен с
увлечением рассказывала о здешнем обществе, о разных событиях в городе,
о своей работе сестрой милосердия в саутгемптонской больнице, - обо всем
том, о чем ее бывшие друзья - многие из них приезжали в Эмити каждое
лето в течение более тридцати лет - знали мало, да и знать не желали.
Они же говорили о событиях нью-йоркской жизни, о картинных галереях, о
художниках и писателях, с которыми были знакомы. Потом вспоминали
что-нибудь из своей молодости, вспоминали старых друзей - где-то они
теперь? На этом большинство разговоров и заканчивалось. Всякий раз,
расставаясь, все клятвенно обещали звонить друг другу и снова собираться
вместе.
Иногда Эллен пробовала заводить новых друзей среди приезжих, но эти
знакомства были вымученными и непродолжительными. Они могли бы перерасти
и в дружбу, если бы Эллен меньше стеснялась своего дома, работы мужа и
его скудной зарплаты. Она непременно ставила в известность своих новых
знакомых, что до замужества она занимала другое положение в обществе.
Она понимала, что ей не следовало этого делать, и ненавидела себя за
это, потому что горячо любила своего мужа, обожала детей и большую часть
года была вполне довольна своей судьбой.
Теперь она уже больше не атаковала общество курортников, не пыталась
там стать своей, но обида и тоска не проходили. Она Чувствовала себя
несчастной и вымещала свою неудовлетворенность главным образом на муже,
который понимал ее состояние и терпеливо сносил все ее капризы. Каждый
год ей хотелось забыться глубоким сном на весь летний сезон.
Около половины седьмого Броди свернул на Оулд-Милл-роуд. Солнце
стояло довольно высоко. Оно уже потеряло свой предрассветный багровый
цвет и становилось оранжевым. На небе не было ни облачка.
Владельцы домов, стоявших на берегу океана, не имели права
загромождать проходы между домами, доступ на пляжи должен быть
свободным. Но в большинстве случаев эти проходы были заняты под гаражи
или перегорожены живыми изгородями из бирючины. С дороги пляж не был
виден. Броди мог разглядеть только верхушки дюн. Поэтому через каждые
сто ярдов ему приходилось останавливать машину, выходить из нее и