Он дал задний ход и отошел от разлома. Спустя  минуту,  когда  Уэббер
делал пометки в блокноте, он услышал, как пилот выругался:
   - Твою мать...
   - Что?
   - Посмотри-ка туда. - Пилот указал в иллюминатор на дно.
   Уэббер нагнулся к  своему  иллюминатору  и  задержал  дыхание,  чтобы
стекло не запотело.
   - Ничего не вижу, - сказал он.
   - Внизу. Панцири креветок. Тьма-тьмущая. Песка из-за них не видно.
   - Ну и что? Ты думаешь, эти твари едят друг друга?
   - Ну, не знаю. Ничего похожего не видел. Думаю, едят,  но  чтобы  еще
при  этом  снимать  панцирь...  Может,  кто-то  из  глубоководных  акул,
шестижаберная или пряморотая. Только будут ли они  терять  время,  чтобы
ободрать креветку перед тем, как съесть? Глупость какая-то.
   - А не может она есть их целиком, а панцири выплевывать? Отрыгивать?
   - У акулы желудочный сок как аккумуляторная  кислота.  Ничего  бы  не
осталось.
   - Тогда не понимаю, - удивился Уэббер.
   - Я тоже, но  кто-то,  черт  побери,  съел  тысячи  креветок,  содрав
панцири. Давай-ка еще посмотрим.
   Пилот развернул аппарат и двинулся по следу из  панцирей.  Скользя  в
нескольких футах над дном, он направил прожекторы вниз.
   Батискаф медленно продвигался, делая не более двухсот футов в минуту,
и  спустя  некоторое  время  монотонное  жужжание  мотора  и   неизменно
пустынный пейзаж стали гипнотизировать.  Уэббер  почувствовал,  что  его
взгляд начинает туманиться, и потряс головой:
   - Что мы ищем? - спросил он.
   - Не знаю, но думаю, как  обычно  в  таких  случаях,  -  некий  ключ,
который приведет к чему-то, чего не могла создать природа.  Какую-нибудь
прямую линию... или правильный круг... Что-то  симметричное.  В  природе
чертовски мало симметричного.
   И всего лишь через несколько  секунд  Уэбберу  показалось,  будто  на
границе светового круга он заметил что-то странное.
   - Вон там, - сказал он. - Не совсем симметрично, но и естественным не
выглядит.
   Пилот повернул аппарат, и, когда свет скользнул по дну, на  ковре  из
рыхлого ила возникла  груда  искореженного  черного  металла.  Форму  ее
невозможно было распознать: некоторые части, видимо, раздавлены,  другие
- разорваны и скручены.
   - Похоже на кучу хлама, - уточнил Уэббер.
   - Ну да, но какого? Что это было?
   Пилот передал свое положение на второй батискаф, а  потом  опустился:
днище аппарата легло на ил.
   Металлическая  груда  простиралась  в  стороны  слишком   далеко,   и
прожекторы не могли осветить ее полностью. Пилот сфокусировал все десять
тысяч ватт на одном ее конце и начал перемещать луч фут за футом, изучая
каждую новую  часть  и,  словно  при  сборке  картинки-загадки,  пытаясь
совместить их, чтобы получилось объяснимое целое.
   Уэббер не предлагал помощь, зная, что не в состоянии сделать что-либо
полезное. Он фотограф, а не инженер. По  его  представлениям,  эта  куча