жизни, делать гимнастика и не иметь проблема с алкоголь.
     - Нуте-с, - Толстой сдул комара , - а от меня-то вы чего хотите?
     -  Один  момент. Мы знать, что  вы большой популярный артист. Мы хотеть
ваше письмо на открытие общества трезвости людей в  Россия. Мы хотеть, чтобы
вы написать  открытый письмо к русский царь и русский народ. Потому что царь
и народ в ваша страна вас очень любить и уважать.
     - Не пойму, что у вас за общество такое? - спросил граф. - Это выходит,
люди собираются для того, чтобы водку не пить, что ли?
     - Иес! Иес! - обрадовались американцы. - И виски!
     - Так-так... - задумался Толстой.  - Это ж,  господа туристы, ерунда...
Если  люди  собираются, так  надо  пить!  А  если  не  пить,  так  нечего  и
собираться!
     Американцы открыли свои рты. У Брюса Харпера выпала жвачка.
     - Я, лично, господа из Вашингтона, в такой  чепухе участвовать не буду!
Тем  более,  от  общественной  жизни  я  отошел и  снова  в  нее влезать  не
собираюсь. Кроме  того,  у меня  времени  в обрез.  Я в  понедельник  лошадь
продаю.  Мне до понедельника  нужно все перепахать. -- Толстой  обвел  рукой
поле. Щелкнул пятками и  поклонился. -- Честь имею. Аудиенция окончена. -  И
пошел к лошади.
     - Один момент! Один момент! Ай эм сорри! - закричал Брюс Харпер. - Если
вы  не  хотеть это  писать,  может  быть  вы предложить  кандидатура  другой
непьющий писатель?!
     Толстой задумался: "Пошлю-ка  я их... Пошлю-ка я их... к Куприну! Сроду
такого пьяницы не видел. Вот смеху-то будет!"
     -  Вот что, мистеры, - повернулся он, - езжайте-ка вы к  Куприну. Более
непьющего русского писателя я, пожалуй,  не  знаю. И книги пишет  тоже...  -
Толстой поглядел на свою ладонь, - в два пальца толщиной.
     Часть II САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
     Александр  Иванович  Куприн  с  трудом  открыл  глаза  и  посмотрел   в
потолок."По крайней мере  я дома - подумал он. - Та-ак.  Начали,  я помню, в
театре с Шаляпиным. Это я точно помню. Он еще потом на сцене пел, а я ему из
ложи  бутылку  мадеры  показывал, чтобы у него  слюнки потекли.  Потом я эту
бутылку в партер упустил. Потом не помню. Потом нас из театра вывели и мы  с
Ленькой  Андреевым  поехали на  извозчике  в  бордель. По дороге  распили  с
извозчиком. Потом, помню, в бордель нас не  пустили и мы поехали к Бунину. У
Бунина...  Не помню... Потом... Потом... Потом, помню,  у  кого-то справляли
новоселье. Там еще поэтесса худющая была, вот с таким носом. То ли Ахмедова,
то ли  Махмудова фамилия такая. Ее Ленька старался за нос схватить. Потом я,
кажется, к  первой жене поехал - отношения выяснять.  Но это уже без Леньки.
Ленька остался догуливать  с  Махмудовой. А мы с Ванькой Буниным поехали. Он
меня  обещал  поддержать. Ванька - друг. Люблю его. Приехали  мы к жене... и
она  нас  тоже не пустила. А мы  ей  окна побили  и убежали.  Потом  пошли в
ресторан. Там  встретили купца Захарова. Он про Толстого что-то рассказывал.
То  ли Толстой  под лошадь попал,  то ли  он сам на Захарова лошадью наехал.
Темная  история...  В  ресторане напились,  Захаров  всех  выгнал и  устроил
аквариум  - налили полный  рояль  шампанским и  селедку  туда  пущали. Потом
поехали в бордель... и все... дальше не помню..."
     Он попытался оторвать от подушки голову.
     -  Уф!  Мамочки! Так и помереть недолго. Печень уже ни к черту!  Все! С
понедельника не пью!