начальником.
   Как-то виляю, клоню дело к тому, чтобы Малых принял командование.  Ведь
по уставу в таких случаях командование принадлежит старшему.
   И вдруг повелительный, возмущенный голос:
   - Аксакал!
   Оборачиваюсь к Бозжанову.
   - Аксакал! Почему не берете повод? Исполняйте приказание.
   Это резкое, требовательное восклицание придало мне силы. Я остро ощутил
веление долга. ДОЛГ - пишите крупными буквами это самое  высокое  слово  -
голосом Бозжанова прокричал мне: исполняй! Колебания, нерешительность вмиг
меня покинули. Я выпрямился. Речь стала официальной.
   - Товарищи! Командир дивизии приказал мне командовать всей группировкой
в Горюнах. Товарищ полковник, доложите: чем вы располагаете?
   Мгновение тишины. И вот полковник  поднялся.  Разбитый  усталостью,  он
сейчас испытал еще и удар по самолюбию, но овладел собой, встал, спросил у
начальника штаба:
   - Дормидоныч, как ты считаешь, что у нас есть?
   - Пока имеем, товарищ полковник, человек двести  семьдесят  или  двести
восемьдесят. Еще соберем.
   Далее Дормидонов сообщил о вооружении: имелись противотанковые гранаты,
пулеметы.
   Все поочередно доложили.


   Я занял новый командный пункт в железнодорожной будке, несколько позади
деревни. В передней каморке заполыхала печурка,  засветилась  коптилка,  в
комнату побольше перекочевали  наша  лампа,  телефон,  бумажное  хозяйство
Рахимова. Тимошин организовал связь со всеми моими новыми войсками. К ним,
руководствуясь  пословицей  "свой  глаз  -  алмаз",  сходил   обязательный
Рахимов,  на  местности  рассмотрел  позиции,  чтобы  затем   в   точности
нарисовать. Толстунова и Бозжанова я послал в роты проверить  бдительность
ночного охранения.
   Незаметно пролетела ночь. Противник, говоря  языком  боевых  донесений,
активности не проявил. Помню,  я  откинул  край  нашей  светомаскировочной
шторы - плащ-палатки, глянул наружу: показалось, тьма чуть помутнела.  Как
раз в эту минуту позвонил, Панфилов.
   - Доброе утро, товарищ Момыш-Улы.
   Поздоровавшись, я отважился заметить:
   - Покамест еще ночка.
   - Э, ночка позади. Уже можем ее себе приплюсовать. Выиграли ее,  отняли
у противника. Не хотел он  нам  ее  отдать,  да  помотали  мы  его  вчера,
вынудили приводить  себя  в  порядок.  Думаете,  только  нам  выпало  это?
Ошибаетесь, товарищ Момыш-Улы.
   - Я же ничего не говорю.
   - А я вижу по глазам.
   Панфилов засмеялся своей шутке. Нас разделяли заснеженные просторы,  но
не приходилось сомневаться: он встретил в отличном настроении этот  первый
брезг утра.
   - Я уже чаевничаю, завтракаю, - продолжал он. - Так  сказать,  справляю
новоселье. Вы меня поняли?