С усилием приподнявшись, он снял полевую сумку,  сунул  под  голову  и,
даже не расстегнув полушубка, опять вытянулся. Его спутник занял место  за
столом, накинулся на ужин. Вымотанный Малых уснул.
   И опять все это - сваленный изнеможением, простертый на  полу  командир
полка, молчание начальника штаба - вызывало мысль: разбиты!
   Вскоре к гостям присоединился сотоварищ спящего, комиссар полка, крепыш
Хайруллин,  полутатарин-полурусский,  мой  давний  знакомый  по  Алма-Ате.
Потеки крови, почти не почерневшей на морозе, испятнали его  полушубок.  Я
невольно воскликнул:
   - Что с тобой?
   - Ничего, Гнедка подо мной убило.
   Подойдя  к  столу,  Хайруллин  без  приглашений,  по-хозяйски   отрезал
изрядный кусок колбасы, наложил толстый слой масла на ржаную горбушку.
   - Отходим, Момыш-Улы, - прожевывая, говорил он. -  С  нами  тут  двести
штыков. Да и раненых еще полстолько.  Я  у  тебя  реквизировал  варево  из
кухонь. Приказал накормить своих людей. Прежде всего раненых.
   - И хорошо сделал.
   - Насилу, Момыш-Улы, до тебя добрались. Шли и спотыкались.
   - Да ты сядь!
   - Некогда, брат. Работенки еще невпроворот.
   Он посмотрел на мерно дышавшего полковника. Я сказал:
   - Когда он лег, то велел через пять минут позвонить генералу, сообщить,
что находится здесь.
   - Я уже позвонил. И для раненых вызвал машины  из  санчасти.  Не  буди.
Дадим часок поспать. А я...
   Комиссар отрезал еще колбасы, опять выискал  горбушку  в  груде  хлеба,
обратился к Дормидонову:
   - Знаю, Дормидонов, ноги гудят, но айда со мной!
   Немедленный отклик:
   - Есть!
   Я спросил:
   - Далеко ли?
   - Туда, где сейчас по штату положено нам быть. Обратно в лес  по  своим
следам. Собирать людей. Еще к тебе наведаюсь. Посидим, братки, все вместе,
будем гонять чаи. Только давай погорячей!


   По телефону я проведал Филимонова, потом позвонил Заеву:
   - Семен, что у тебя слышно?
   Заев мне обрадовался.
   - Товарищ комбат, слава богу, вспомнили. А то я тут уже песенку пою.
   - Какую еще песенку?
   - Какую? - Своим сиплым басом  Заев  воспроизвел  заунывные  причитания
беспризорника: - Позабыт, позаброшен с молодых ранних лет...
   - Брось чудить! Говори дело!
   - Скучновато, товарищ комбат. Тишь. И морозец донимает.  -  Заев  снова
пошутил: - Вот вы немного взгрели, на сердце потеплело.
   - Ночку перемайся, - сказал я. - А утром будет видно. Уразумел?
   - Понятно, товарищ комбат.
   Неожиданно в трубке раздался еще чей-то голос: