Панфилов встал.  Ворот  расстегнутого  полушубка  прикрывал  несильную,
изборожденную морщинами шею. Сейчас она была немного склонена. Складка губ
казалась угрюмой. Что он, утомлен? Или недоволен? Кем?
   - Вам, товарищ Гриневич, значит, ясно?
   - Статья прояснилась, товарищ генерал. Еду писать.
   Молчание. Черт возьми, почему Панфилов не отпускает корреспондентов?
   - А вот мне неясно, - проговорил он.
   Сутулясь  -  голова  по-прежнему  была  упрямо  склонена,  -   Панфилов
прошелся.
   - В одном-двух словах? Нет, товарищ Гриневич, мы с вами эту задачку  не
решили. Поворот головы? Гм... Это можно отнести ко  всей  войне,  ко  всей
нашей жизни, по нынешний денек...
   Палец  Панфилова  коснулся  газеты,  которую  по-прежнему   потрагивали
продувающие комнату невидимые струйки.
   - Нынешний денек, семнадцатое ноября, что-то еще в себе таит...
   Он  почесал  в  затылке,  снова  прошелся,  остановился  перед  смуглым
корреспондентом, взглянул ему в глаза, увидел в них  внимание,  улыбнулся,
опять заговорил:
   - Кажется, у Вольтера в каком-то письме  сказано,  извините,  мол,  что
пишу длинно, быть кратким не хватает  времени.  Могу  лишь  повторить  это
изречение.
   Вновь протекла тихая минута. Корреспонденты вели  себя  умно:  молчали.
Панфилов поддернул рукава.
   - Товарищ Гриневич, у вас карта с собой?
   Извлеченная из  планшета  журналиста  топографическая  карта  мгновенно
оказалась на столе. Панфилов обернулся ко мне:
   - Товарищ Момыш-Улы, вы тоже придвигайтесь.
   С карандашом генерал постоял над картой.
   - Да, мне, товарищи, неясно... Неясно,  откуда  они  взялись,  эти  мои
резервы?
   Он опять посмотрел на меня:
   - Сегодня, товарищ Момыш-Улы,  вы,  наверно,  удивились:  почему  я  не
приказал вам бросить роту из Горюнов в Матренино? Признавайтесь,  было?  А
ведь в этот час ожидал, что на вас, на  ваши  позиции  в  Горюнах,  выйдет
противник, прорвавшаяся танковая группа.
   Панфилов показал на карте район сосредоточения танковой дивизии немцев,
провел черную стрелу, прободавшую - он это схематически наметил - переднюю
черту дивизии.
   - Здесь, - продолжал  он,  -  танки  проложили  себе  путь  через  наши
артиллерийские заслоны. Конечно, за это уплатили. Но прошли.
   Далее он сказал, что танки открыли этим  себе  выход  на  Волоколамское
шоссе. Немецкая пехота наступала по обеим сторонам шоссе, чтобы обеспечить
продвижение танков по основному большаку.
   - Думалось, товарищи, вот-вот защелкают наши  противотанковые  пушки  в
Горюнах, вступит в  дело  узелок  обороны  на  шоссе.  Но  туда  танки  не
добрались. Объявился какой-то неведомый резервик, который принял их  удар.
И не дал им дороги. Кто же это сделал? Пока не ясно. Связь со штабом полка
прервана. Артиллерии у меня тут не  было.  Горсточка  пехоты?  Еще  вчера,
товарищи, военная грамота... - Панфилов покосился на меня, в  его  прищуре
мелькнула улыбка. - Военная грамота, пожалуй, не допускала таких  случаев.