Существует двадцать способов управления одной только шпорой: укол  прямой,
укол касательный и прочие... Однако хороший всадник редко применяет шпоры.
Ему достаточно коснуться лошади икрой, и лошадь уже понимает. Но как этого
добиться?
   - Так, так... Как добиться?
   Интерес Панфилова заразил меня. Я уже говорил увлеченно:
   - Да. Как  достигнуть,  чтобы  лошадь  моментально  выполняла  малейшее
требование всадника? Самое главное - настойчивость. Не исполнено - накажи,
никогда не спускай! Хорошо сделано - поощри!  Проделывай  это  не  сто,  а
тысячу раз. Все это он спокойно изложил и сказал: "Ступайте".
   - А вы?
   - Сначала я не понял, зачем он  меня  звал.  Повернулся,  пошел.  А  на
пороге меня как топором хватило: "Что, человек для него лошадь? Я для него
лошадь?!" Хотел вернуться и закричать: "Я вам не лошадь!"
   Панфилов расхохотался. Я еще не видел его таким веселым. Достав  платок
и вытирая заискрившиеся влагой глаза, он сказал:
   - Неглупая, очень неглупая история. Значит, дергают только свинопасы?
   Смеясь, он погладил Лысанку и спросил:
   - Нравится вам, товарищ Момыш-Улы, эта лошадка?
   - Очень, товарищ генерал.
   -  Берите  с  собой.  Это  вам  подарок.  Пусть  она  будет  с  вами  в
батальоне...
   - Благодарю, товарищ генерал.
   Не дожидаясь машины, я верхом на Лысанке отправился в свой батальон.


   Мы с вами уже договорились - природу не описывать. Другие  это  сделают
лучше.
   Когда-нибудь после войны вы приедете летом ко мне в гости: увидите, как
хорош Казахстан, опишете окрестности Алма-Аты,  станицу  Талгар  и  бурную
горную речку Талгарку.
   В  станице  я  разыскал  здание  сельскохозяйственного  института,  где
расположился  батальон.  Познакомился  с  начальником   штаба,   худощавым
подвижным казахом Рахимовым, вчерашним агрономом, еще одетым  в  штатское.
На его пиджаке поблескивал значок альпиниста, но мой альпинист не умел  ни
встать по уставу, ни доложить.
   Вместе с ним я обошел помещение. Всюду полным-полно, но в военной форме
только я один. Люди  бродили  по  коридорам;  в  одной  комнате  пели;  из
коридора перекликались  через  окна  с  женщинами.  Никто  не  скомандовал
"смирно!", никто не приветствовал командира.
   Я увидел окурки на полу, тяжело вздохнул и приказал построить батальон.
   Строились  неумело,  долго.  Я  стоял  в  стороне,  смотрел  и   думал.
Представьте себе  этот  строй:  многие  вышли  в  майках,  некоторые  -  в
тапочках, кто посолиднее - в пиджаках. Одни в кепках, другие с  непокрытой
головой.
   Альпинист кое-как подровнял ряды, скомандовал "смирно!" и уставился  на
меня, вместо того чтобы доложить. Я опять вздохнул и подошел к строю.
   Поздоровался. Ответили, кто как сумел.
   Представившись, я сообщил, что  назначен  командиром  батальона,  затем
сказал: