Наверное, Рахимов подумал: не свихнулся ли комбат? Лишь потом  он  меня
понял. Разве худо - пришли, разбрелись, заняты грабежом?!
   Рахимов докладывал, и во мне трепетала радость.  Ненависть  и  радость.
Оправдывалась, оправдывалась единственная моя надежда.
   Я приказал:
   - Пусть люди залягут на насыпи и смотрят.
   Некоторое время спустя Рахимов кратко сообщил:
   - Рота в порядке, товарищ комбат.
   - Сколько бойцов?
   - Приблизительно сто двадцать.
   - Что у немцев?
   - Наверно, уже потрошат кур, свиней. Сейчас будут класть на сковородку.
   - Подождем... Подождем, пока не станет красным клюв.
   - А-а... Понимаю, товарищ комбат.
   Вот когда он ухватил то, что я замышлял. Знаете ли вы, как ловят хищных
птиц? Сын Средней Азии, ее гор и степей, Рахимов это знал.  Хищная  птица,
кидаясь на жертву, раздирает мясо и жадно  клюет.  Свежая  кровь  опьяняет
хищника. Птица запускает клюв все глубже и  наконец  окунает  до  ноздрей.
Такова ее жадность. Весь клюв делается  красным.  Пернатый  разбойник  уже
ничего не чует, не смотрит ни направо, ни налево. Как только заклюется  до
того, что окунет ноздри, так цап его - и готово!  Надо  лишь  дать  время,
чтобы клюв окрасился кровью от кончика и до основания.
   Враг,  захвативший  Матренино,  запускал  клюв   все   глубже.   Логика
противника была проста: рус не стерпел, удрал, а  раз  удрал,  значит,  не
вернется. Меня подмывало отдать приказ о контратаке. Нет, надо  выдержать,
выждать.
   - Рахимов, что нового? Где Толстунов?
   - Здесь. В роте, товарищ комбат.
   - Бозжанов?
   - Тоже с бойцами.
   - Ну, Рахимушка, слушай мой приказ. Разделиться на три группы по  сорок
человек! Одну поведет Толстунов,  другую  Бозжанов,  третью  -  Филимонов.
Пусть по опушке обтекают станцию. Ворваться с трех сторон! Бойцам сказать:
"Лети вперед, винтовка наперевес, гранаты под рукой,  на  бегу  стреляй  и
кричи "ура".
   - Товарищ комбат, разрешите передать трубку лейтенанту Филимонову.
   Теперь и Рахимов деликатно выправлял  меня.  Что  же,  у  нас,  как  вы
знаете, это  повелось:  чего  я  не  сказал,  договорил  начальник  штаба.
Конечно, следовало найти несколько сердечных слов для командира роты.
   - Ефим Ефимыч, ты? Рахимов тебе передал приказ?
   - Но как же, товарищ комбат? Там ведь батальон.
   - Да. И мы их разгромим.
   Мелькнула мысль: не следовало  ли  загодя  разъяснить  ему  маневр?  Но
раньше и мне самому этот маневр далеко не был ясен. Теперь я повторил:
   - Разгромим. Не дадим опомниться.
   - Вы думаете, товарищ комбат, удастся?
   Филимонов еще продолжал спрашивать, но в голосе пробивалась радость.
   - На то и бой. Надо сделать так, чтобы удалось. Отплатим им,  Ефимушка!
Создавай три группы! Главное командование  принадлежит  тебе.  Бозжанов  и
Толстунов - твои помощники. Ну, Ефимыч, с богом!