неглубокие темные воронки.
Погруженный в думы, я пошел к перекрестку, откуда ответвлялась дорога
на Матренино. Еще издали увидел: по этой нахоженной тропе тянется вереница
раненых. Некоторые едва ковыляют, останавливаются, снова плетутся. Я
обождал у развилки.
Впереди брел Голубцов. Я не сразу узнал этого рослого солдата, запевалу
батальона, который позавчера вечером на рубеже сильными ударами крошил,
высекая искры, каленую землю. Шинель была наброшена внакидку. На сукне у
ворота, близ плечевого шва, была заметна небольшая рванинка. Еще не
потемневший свежий бинт охватывал странно недвижную шею. Я окликнул его.
Остановившись, он с усилием слегка выпрямился. На обескровленном лице
загар казался желтым. Глаза провалились. Вам известно: настоящий солдат
может сказать мудрое слово. Случается - вы тоже это знаете, - что и
раненые могут поднять дух. Нет, вряд ли на это я надеялся.
- Ну как там. Голубцов?
Он сплюнул. Розовый плевок лег на истоптанный снег.
- Как там? - повторил я. - Держим?
Голубцов ответил:
- Ежели так держать - значит, не удержать.
И, тяжело ступая, пошел дальше.
8. ТАК ЛОВЯТ ХИЩНЫХ ПТИЦ
Заглянув в хозяйственный взвод к Пономареву, приказав ему остановить
любую машину, которая пойдет через Горюны в сторону Москвы, и подсадить
раненых, я вернулся в штаб.
На краю кровати по-прежнему сидел Толстунов, сидел таким же
настороженным, как я его оставил. Из-за стола бесшумно поднялся Рахимов.
Его губы не шевельнулись, не произнесли: "Разрешите доложить". С одного
взгляда я понял: ничего нового, связь с Заевым не восстановлена, по рубежу
роты Филимонова, как и раньше, хлещут минометы.
Кивнув Рахимову - "садись", я занял свое кресло. В ушах застрял
потерявший звонкость голос Голубцова. Да, не удержу станцию. Минометы
исподволь выбьют всех бойцов. Так держать - значит оставить. Не сегодня,
так завтра. И сколько ни думай, нет возможности предотвратить нависающий
исход. У нас, казахов, есть поговорка: если сердцу суждено лопнуть, пусть
лопается немедленно. Сидеть в бездействии, ожидая неминучего, - это жгло,
терзало меня.
Вошел в своих мягких сапогах Вахитов.
- Товарищ комбат, обедать.
- Не буду. Уходи.
Я знал, что мой штаб без меня не притронется к обеду, знал, что голодны
и Толстунов и Рахимов, но не мог в этот час помыслить о еде.
Еще протекло несколько минут молчания.
- Рахимов, генерал звонил?
- Нет. Порыв линии, товарищ комбат.
У нас в армии за связь отвечают по принципу: сверху вниз. Начальнику
принадлежат заботы об исправном действии линии, ведущей к подчиненному.