он споткнулся, упал, и винтовка выстрелила.
   - Вранье! - сказал я. - Вы трус! Изменник! Родина таких уничтожает!
   Я посмотрел на часы: было около трех.
   - Лейтенант Рахимов!
   Рахимов был начальником штаба батальона. Он встал.
   - Лейтенант Рахимов! Вызовите сюда красноармейца  Блоху.  Пусть  явится
немедленно.
   - Есть, товарищ комбат.
   - Через час с четвертью, в шестнадцать ноль-ноль, постройте батальон на
поляне у этой опушки... Все. Идите! - приказал я Рахимову.
   - Что вы хотите со мной сделать? Что  вы  хотите  со  мной  сделать?  -
торопливо, словно боясь, что не успеет сказать, заговорил Барамбаев.
   - Расстреляю перед строем!
   Барамбаев  упал  на  колени.  Его  руки,  здоровая   и   забинтованная,
измаранная позорной кровью, потянулись ко мне.
   - Товарищ комбат, я скажу правду!.. Товарищ комбат, это я сам... это  я
нарочно.
   - Встань! - сказал я. - Сумей хоть умереть не червяком.
   - Простите!
   - Встань!
   Он поднялся.
   - Эх, Барамбаев, Барамбаев! - мягко произнес Бозжанов. - Скажи, ну  что
ты думал?
   Мне на мгновение показалось, что я сам это сказал: будто вырвалось  то,
чему я приказал: "Молчи!"
   - Я не думал... - бормотал Барамбаев. - Ни одной минуты я не думал!.. Я
сам не знаю как.
   Он опять цеплялся, как за соломинку, за эту фразу.
   - Не лги, Барамбаев! - сказал Бозжанов. - Говори комбату правду.
   - Это правда, это правда... Потом гляжу на кровь, опомнился: зачем  это
я? Черт попутал... Не стреляйте меня! Простите, товарищ комбат!
   Может быть, в этот момент он действительно говорил правду. Может  быть,
именно  это  с  ним  и  было:  затмение  рассудка,  мгновенная  катастрофа
подточенной страхом души.
   Но ведь так и бегут с поля боя, так и  становятся  преступниками  перед
Отечеством, нередко не понимая потом, как это могло случиться:
   Я сказал Бозжанову:
   - Вместо него Блоха будет командиром отделения. И это отделение,  люди,
с которыми он жил и от которых бежал, расстреляют его перед строем.
   Бозжанов наклонился ко мне и шепотом сказал:
   - Аксакал, а имеем ли мы право?
   - Да! - ответил я. - Потом буду держать  ответ  перед  кем  угодно,  но
через час исполню то, что сказал. А вы подготовьте донесение.
   Запыхавшись, в блиндаж  вошел  красноармеец  Блоха.  Пошмыгивая  носом,
двигая светлыми, чуть намеченными бровями, он не совсем  складно  доложил,
что явился.
   - Знаешь, зачем я тебя вызвал? - спросил я.
   - Нет, товарищ комбат.
   - Посмотри на этого... Узнаешь?
   Я указал на Барамбаева.