некоторое сходство. Но так ничего и не нашел. Лицо, которое было
сейчас перед ним не было ее настоящим лицом.
- Твои люди пересекли Нигер, - сказал он, чуть заколебавшись в
нерешительности, нахмурился, а затем назвал реку ее прежним именем, -
Орамили. Когда я видел их последний раз, они жили на другой стороне,
в Бенине.
- Мы перебрались через реку очень давно, - сказала она. - Дети,
которые родились в то время уже успели состариться и умереть. До
перехода мы были народом Эду и Айду, подданными Бенина. Затем мы
воевали с Бенином и, перейдя реку, ушли в Онитшу, где стали
свободными людьми, хозяевами сами себе.
- А что сталось с людьми Оз, которые жили здесь до тебя?
- Часть из них сбежала, другие стали нашими рабами.
- Итак, сначала ты сбежала из Бенина, затем ты выгнала живших
здесь или сделала их рабами.
Энинву оглянулась и в ее голосе послышалась отрешенность. -
Гораздо лучше быть хозяином, чем рабом. Так в период переселения
частенько говорил ее муж. Он всегда стремился стать сильным и богатым
человеком: иметь большой дом, множество жен, детей и рабов. С другой
стороны, Энинву дважды в своей жизни попадала в рабство, и ей
удавалось избежать этого не иначе, как полностью изменив свою
внешность и выйдя замуж в другом городе. Она знала, что одни люди
были хозяевами, а другие были рабами. Так было всегда. Но
собственный опыт научил ее ненавидеть рабство. И даже в последние
годы ей было трудно быть хорошей женой именно потому, что женщина
должна была держать свою голову склоненной вниз и быть, фактически,
собственностью своего мужа. Гораздо лучше было быть тем, кем она
была теперь: священнослужительницей, устами которой говорил сам бог,
и которую боялись и которой повиновались. Но что же это дало ей в
итоге? Она стала хозяйкой своей собственной судьбы. - Иногда, нужно
стать хозяином, чтобы не оказаться рабом, - заметила она очень тихо.
- Да, - согласился ее собеседник.
А она обратила свое внимание на те, новые для нее вещи, о
которых говорил незнакомец и которые заставили ее задуматься.
Например, ее возраст. Он был прав. Ей и на самом деле было около
трехсот лет, чему не поверил бы ни один человек из ее племени. И этот
незнакомец сказал что-то еще, что-то такое, что всколыхнуло самые
глубокие пласты ее памяти. Когда она была еще ребенком, то часто
слышала, как окружающие шептались о том, что ее отец не мог иметь
детей, и что она была дочерью не просто другого человека, а дочерью
проезжего чужеземца. Она даже спрашивала об этом свою мать, но та
лишь поколотила ее, первый и единственный раз в жизни. С тех пор она
принимала эти разговоры, как настоящую правду. Но узнать что-нибудь
об этом чужеземце ей так и не удалось. Правда, она и не печалилась об
этом: муж ее матери считал ее своей дочерью, и при этом он был очень
хорошим человеком. Однако у нее остался непроходящий интерес к
тому, велика ли была разница между ней и чужеземцами.
- И они все умерли? - спросила она у Доро. - Те ...мои
родственники?
- Да.