исчезновении; но учитывая обстоятельства  дела, полицейское управление пошло
навстречу администрации института.  Двое суток розысков не дали даже рабочей
версии. В самом  деле,  будь  это  киднепинг -- уже давно потребовали бы  за
Меряча  выкуп.  Хотя  требовать  его пришлось бы  разве  что с  институтской
администрации  --  жил  Меряч   один  как   перст.  Если  бы  это  оказалось
политической  акцией  (хотя  несчастный завлаб  из Института  физиологии  не
министр и не генеральных прокурор, что его  похищать?), то  в  обмен на  его
жизнь были бы уже выдвинуты какие-то требования.  Наконец, если  бы это была
работа каких-то занюханных террористов (а  не  занюханных у нас, слава Богу,
нет), кто-то уже взял бы на себя ответственность за акцию. Да  и труп в этом
случае наличествовал бы. Самым натуральным и  вещественным образом. Как и  в
том случае, если бы здесь имела место обычная уголовщина. А раз ничего этого
нет ( остается  предположить, что уважаемый доктор  Меряч сам очень  захотел
исчезнуть.  Либо  же  попросту  провалился  в  какой-нибудь  канализационный
колодец, где  его  бренные останки и найдут со временем.  Найдут  совершенно
случайно, ибо все неподходящие места, где  человек может  свернуть себе шею,
обыскать   практически  невозможно.   И   только  чудом  может  обнаружиться
когда-нибудь его "датсун-кабинет", перекрашенный и с перебитыми номерами: не
останется же машина бесхозной на улице, всегда сыщется, кому  этим заняться.
Наконец,  если  допустить, что  ни  та,  ни другая  версия  не соответствует
действительности, -- от этой истории попахивает чем-то совсем уж грязным.
     -- Послушай, Феликс, -- сказал я. -- Если твоим молодцам не справиться,
при  чем  здесь я? Клиента у  меня нет, ты  сам говоришь, что Меряч  твой --
сиротинушка неженатая. А я всего-навсего частный сыщик.
     -- С репутацией.
     -- Допустим. Но это  ничего  не меняет. К тому же, не забудь, меня ждет
гостиница в Севастополе.
     -- Не упрямься. Перс, -- тихо сказал Феликс, и я вдруг впервые заметил,
что лицо у него очень усталое, а глаза( Нехорошие были глаза. Не хочу я быть
генералом, если к золотым  погонам выдают в  придачу такие  глаза.  Впрочем,
генералом я в любом случае быть не хочу. -- Учти, прошу тебя не только я.
     -- А кто еще?
     Феликс выразительно возвел очи горе.
     -- Президент Биармии, что ли? -- полюбопытствовал я.
     -- Не заносись. Министра внутренних дел тебе мало?
     --  Плевать  мне  на  министра.  Твоей просьбы  вполне хватило  бы.  Но
понимаешь, не мое это дело. И влезать я в него не хочу.
     ( А я не хочу, чтобы у тебя были неприятности, Перс.
     -- Даже так? -- это становилось интересно. Такого нажима я  еще ни разу
не испытывал -- с тех пор, как комиссовался из полиции.
     --  Понимаешь, Перс, я  действительно не  хочу,  но  учти, твой  патент
зарегистрирован в Управлении. И там же может быть признан недействительным.
     Вот  это да! Каюсь,  такого я от  Феликса не ожидал.  Когда я выправлял
патент,  Феликс -- он тогда  еще не был Высоким Начальством, но весил, прямо
скажем,  немало  -- стоял  за меня горой. И не в последнюю очередь благодаря
ему я стал тогда первым в столице частным сыщиком. Парочка агентств, правда,
была.  Занимались  они, в основном,  той  же  защитой  от рэкета.  Меня туда
приглашали, но от такой работы  я давно уже устал. А вот сыщиком-одиночкой я
стал первым.  И на тебе  --  теперь тот же Феликс( Припекло же его,  однако,
если старого товарища сует головой в дерьмо!