Вынув  трубку  изо рта,  он постучал ею о подоконник, выбил  пепел,  зарядил
табаком и снова раскурил, хмурясь.
   - Так. С одним вопросом как будто разобрались маненько,- удовлетворенно
подытожил  Елютин.  И  от этого "маненько",  от общего молчания Ищенко стало
страшно. Елютин  подошел к столу, переложил  какие-то  бумаги  и,  отойдя  к
этажерке, опять  обнял  себя за плечи. Издалека донесся  грохот  бомбежки. В
хате все затряслось, вода в графине покрылась рябью.
   Это  добивали  прорвавшуюся  немецкую  группировку.  Сутки  подходившие
артиллерийские части вели бой с танками - с марша в бой, с марша  в бой  - и
преградили им путь.  Сегодня  с  утра  распогодилось, и  при ярком  весеннем
солнце авиация доканчивала дело. Волна за волной бомбардировщики шли  туда и
сбрасывали груз сверху.
   Стеценко обернулся от окна с трубкой в руке.
   Теперь уже, когда операция заканчивалась и смысл ее был ясен, он знал о
судьбе дивизиона то, чего не мог знать Ищенко.  Когда ночью была перехвачена
радиограмма и обозначилось направление немецкого танкового удара, он получил
приказ  срочно выдвинуть  в  район Старой и Новой Тарасовки  третий дивизион
своего полка, находившийся ближе всех к месту прорыва. И  хотя тремя пушками
невозможно было остановить всю эту массу двигавшихся танков, с военной точки
зрения приказ, полученный Стеценко, был  правилен. Задержать немцев  хотя бы
на  короткий  срок,  выиграть  время,  пока  подойдут  артиллерия  и  танки,
задержать  теми  силами,  которые  имелись  поблизости,  иначе  прорыв   мог
разрастись и стоил бы еще многих и многих жизней.
   Уже для командира  корпуса  подразделение, которое он  приказал  срочно
ввести в бой, было просто третьим дивизионом 1318-го  артиллерийского полка.
Но для Стеценко это был дивизион его полка. С этими людьми он прошел войну и
многих из  них  любил. И он понимал, в какой бой  посылает их. Но война есть
война, а они так же, как  и он,  солдаты. И вдруг  случилось непредвиденное:
немцы изменили направление танкового удара. С военной точки  зрения это тоже
было понятно  и объяснимо: внезапность, инициатива в бою - ради них жертвуют
чем угодно. Но там  были его люди,  не  успевшие окопаться, зарыть  орудия в
землю. Ночью на походе столкнулись они с немецкими танками... Командир полка
знал это в масштабе  всей  операции. Но то, что произошло в дивизионе, видел
Ищенко, и об этом он спрашивал его. Он ничего уже не мог изменить сейчас, но
он  хотел знать,  как  дрался  дивизион,  как  погиб Ушаков.  Слава  живет и
посмертно.  С труса даже смерть не смывает позора. И небезразлично, как люди
будут вспоминать твое  имя,  люди, ради которых ты  жил  и погиб. Понимал ли
Ушаков, что  бойцы его дерутся не зря? Не в их силах было остановить  танки,
но тот, кто с честью погиб в этом трудном бою, не ведает срама после смерти.
   - Как погиб Ушаков?
   Ищенко хотел  сказать,  что сам он в  этот  момент с  ним не был, знает
только  со слов других, но  подумал о следующем вопросе,  который сейчас  же
задаст ему Елютин: "А где вы были?" И ответил, опустив глаза:
   - Ушаков пал смертью храбрых.
   Ушаков был  любимцем Стеценко. Ищенко  знал  это.  Он помнил, как летом
прошлого  года  их  отвели на формировку и в лесу они праздновали  годовщину
полка.  Ушаков,  пивший  много,  но  не  пьяневший,-  он  только  становился
медлительней в движениях и глаза  у  него тяжелели,- среди общего шума налил
себе  полный  стакан  водки  и, блестя  четырьмя орденами  на широкой груди,
блестя стальными зубами, поднял  стакан над  головой в красной, обмороженной