обсуждается, стоит вся  власть и моральный  авторитет армии,  слава живых  и
мертвых. Их именем приказывает он, их власть  в этот момент  в его  руках. И
вот он же, раздетый страхом до своей сущности.  Такому доверены жизни людей!
И Васич подумал холодно: "Выйдем - будем его судить".
   Вскоре Ищенко увидел,  как Васич подозвал к себе Голубева  и они вместе
стали совещаться о чем-то, расстелив карту на коленях.
   "Мне надо подойти,- думал Ищенко.- Он не имеет права отстранять меня. Я
начальник штаба. В конце концов, я капитан и он капитан".
   Но хотя оба они были равны по званию и даже в известном военном  смысле
положение Ищенко было предпочтительнее, он чувствовал, что не может встать и
подойти, хотя имеет на это все права. Что-то другое, что не выдается  вместе
с  очередным  званием,  заставляло  людей  подчиняться   Васичу.  Эту  силу,
исходившую сейчас от него, Ищенко чувствовал на  расстоянии. И он все сидел,
страдая, мучаясь, понукая себя и все же не решаясь встать и подойти.
   ...К полудню потеплело. Густо повалил  снег.  Он  опускался в безветрии
большими  мягкими хлопьями. Даль исчезла,  как в  густом  тумане, опустилось
небо,  а снег все падал беззвучно, поглощая  звуки вокруг.  На черные остовы
сгоревших танков и тракторов, на выжженную  до корней трав землю вокруг них,
на  шинели, на  лица мертвых, на замерзшую  кровь.  Он ложился на  поле боя,
хороня убитых, расстрелянных из пулеметов, и к полудню только свежие холмики
белели на нем.
   Овраг, извилисто  разрубивший  лес,  раздвинул его  своими боками,  и в
небе, среди  голых  вершин  дубов, среди дымчатых, отягченных снегом  вершин
сосен   образовалась  широкая  просека.  Оттуда,  из   шевелящегося   белого
пространства, падали крупные серые хлопья. Шапки людей, спины людей, сидящих
в овраге, были  белы под  слоем снега. Одни  сидели в позе долгого ожидания,
сунув в рукава озябшие руки, другие спали, натянув воротники шинелей на уши.
   В  густом  снегопаде  бой за  лесом стал глуше, отдаленней,  но  он  не
прекращался весь день. И  весь  день -  к  фронту,  к  фронту  - проносились
немецкие  машины,   и  земля  сотрясалась.   Пользуясь  плохой   видимостью,
наблюдатели  наверху  подползли близко к дороге и лежали в кустах.  У них не
было белых маскхалатов, но они лежали неподвижно,  и снег закрыл  их. Только
лица,  бинокли  и руки  виднелись из  снега.  И  перед  их биноклями  машины
проносились  по  дороге, машины  со  снарядами, машины с немцами -  дрова  в
костер незатухавшего боя.
   Под артиллерийскую  далекую  канонаду  медленно  текло время  в овраге.
Внезапно собака села на снег и завыла. И вой ее, низкий, протяжно-тоскливый,
повторил  зимний лес. Это умер Кривошеин, тихо,  словно заснул. Подняв иверх
острую морду, собака выла по покойнику, а снег все шел и шел...

   Глава VII

   Докурили  по  последней  цигарке.  Между  деревьями  морозно   дымилась
багровая заря. Она  гасла, и снег на лапах сосен  был уже  синий,  холодный.
Быстро темнело.
   - Посидим перед дорогой?
   - Насиделись за день!
   В  сумерках  голоса  звучали  негромко, в  них  -  трудно  сдерживаемое
нетерпение.
   - Пошли?