Васич  шел  впереди,  сутулясь  больше  обычного,  словно  всю  тяжесть
разгрома нес на своих  плечах.  И когда он оглядывался, всякий  раз ловил на
себе  отчужденный,  испуганно-недоумевающий  взгляд  Голубева. Тот  поспешно
отворачивался.
   Все дальше от выстрелов уводил Васич остатки дивизиона. Он вел их в тыл
к немцам, в  глубину обороны:  там, не  на пути передвигавшейся массы войск,
было сейчас безопасней. Солдаты несли на себе раненых и их оружие. Последним
шел Баградзе  с длинным,  туго  набитым  белым мешочком в руке.  Даже  когда
прорывались в лес, он, потеряв автомат, оставшись с одним наганом, не бросил
этот мешочек. В нем, завернутая в промасленную бумагу,  лежала целая вареная
курица, жареное баранье мясо, хлеб,  несколько крутых яиц и  соль в  плоской
коробке.  А  на  поясе  Баградзе булькала обшитая сукном  немецкая фляжка  с
водкой.  Все это  он  нес  для  командира  дивизиона.  Он  шел  последним  и
оглядывался назад: он все еще надеялся,  не мог поверить, что майора Ушакова
нет в живых.
   Багровое пламя  горящих  танков долго в  эту  ночь  металось  по ветру,
смутные отсветы его, освещая поле и край леса, дрожали на снегу, на  стволах
деревьев,  на лицах и шинелях убитых. Бой отодвинулся,  но здесь по временам
еще  раздавались  взрывы,  и пламя и искры высоко  вскидывались вверх. Потом
пламя погасло.  И  лес и поле опустились во  тьму. Еще светился  раскаленный
металл, и от земли,  вокруг догоревших танков, шел пар, и снег  таял на ней.
Но он уже не таял на лицах убитых. Разбуженные в теплых хатах, где они после
многих суток боев впервые спали раздетые, во всем чистом, даже во сне ощущая
покой и тепло, поднятые среди ночи по тревоге, они этой же ночью досыпали на
снегу вечным сном под свист поземки.
   А ветер выл и  выл, тоскливо, по-зимнему. В небесной выси  за  облаками
своим  путем  плыла холодная луна,  еще недавно освещавшая этим людям  путь;
поле  под ней  то  светлело,  то  хмурилось. И снег все  мело и  мело  между
крошечными, коченеющими на ветру бугорками тел.

   Глава VI

   Высунув  бинокли из хвои, Васич  и Голубев наблюдали за черной  точкой,
медленно приближавшейся к ним. В безмолвии лежала снежная равнина под низким
зимним  небом. Было позднее утро, но солнце еще  не показывалось. Только  по
временам  сквозь облака ощущалось тепло его, и  тогда снег светлел  и  резче
видна была на нем движущаяся черная точка.
   У  Васича  мерзли ноги.  Он шевелил  пальцами  в  тесных сапогах. Рядом
возился Голубев. От голода у него глухо урчало в животе, он всякий раз сбоку
испуганно  поглядывал  на  Васича,  нарочно громко сморкался,  крякал, терся
боком о ствол сосенки, и на шапку, на  спину ему падал сверху снег. Вдобавок
ему нестерпимо хотелось курить,  так, что рот был полон слюны.  Он сплевывал
голодную слюну в снег и опять приставлял бинокль к глазам.
   Черная   точка,   увеличившись,  разделилась  на  две,   и  они  вместе
приближались.  С той  стороны, откуда  двигались они, шла  через поле  линия
связи на шестах. Провод был зеленый, немецкий. У нас тоже  пользовались этим
трофейным  проводом. Оставалась маленькая надежда, что  это могут быть  наши
связисты.
   Далеко  за краем  поля  возник звук  мотора.  Он  приближался, и  земля
начинала  дрожать.  С низким  рычанием  прошла  за  складкой  снегов  тяжело