Васич  близко  увидел  его  лицо.  Бледное, зеленоватое при  падающем сверху
химическом свете, оно дрожало от нервной судороги, комкавшей его. И странный
лес окружал их: черные, движущиеся вокруг деревьев тени на зеленом снегу.
   - Ты что предлагаешь?
   Он спросил тихо, сдерживаясь.
   -  Раньше надо  было предлагать!  Когда отправляли!  Разбитый  с  тремя
пушками дивизион  против "тигров"!.. У  меня пять  патронов в пистолете. Кто
отвечает за это?..
   А в самой глубине сознания билась  мысль: отвлечь. Отвлечь Васича, пока
подозрение не укрепилось в нем. И рядом с этим  - жалость к себе. Такая, что
ломило сердце. Если его  жизнь для них ничто, так он сам должен  бороться за
нее. Сам!..
   - Что ты сейчас предлагаешь?
   -- Судить! За все, что произошло здесь!
   Длинная автоматная очередь пронеслась над  ними,  и  при  ее мгновенном
огненном свете глаза Ищенко блеснули.
   - Замолчи!
   От  тяжелых толчков крови  в  ушах Васич плохо  слышал. Приблизившееся,
выкрикивающее  безумные   слова  лицо   Ищенко,   близкие   выстрелы,  ночь,
осветившаяся  вдруг трассами пуль, засверкавшими  среди деревьев... Люди уже
вскочили на ноги и стояли сгрудясь.  Если  они  услышат то, что  кричит этот
человек, если поверят, что кто-то виноват во всем происшедшем здесь,  они не
смогут бороться, не выйдут, погибнут здесь.
   - Замолчи!..
   Голос,   которым   Васич  сказал  это,   испугал  Ищенко.  Но  выстрелы
приближались, и отчаяние придало ему смелости.
   - Правды боишься? - закричал Ищенко.- Поздно...
   С единственным желанием спасти этих людей, которых он вывел сюда из-под
огня, Васич потянулся к кобуре. В тот момент, когда он почувствовал пистолет
в своей руке, лицо Ищенко - белое, расплывшееся пятно  - отшатнулось от него
и  горячие  пальцы вцепились  в его руку. Вместо глаз  Ищенко чьи-то другие,
испуганные глаза.
   -- Товарищ капитан! Товарищ капитан!
   Лейтенант Голубев  держал  его  за руку.  А  уже  бежали под выстрелами
солдаты, и  вслед им в  черноте ночи сверкали меж  стволов  огненные  трассы
пуль. Люди,  пригибаясь, на  бегу отстреливались назад. Васич вырвал руку  с
пистолетом, но Голубев еще крепче  схватил ее. Мимо пробежали трое. Средний,
Кривошеин, прыгал  на одной ноге, обняв  за шеи двух других, и солдаты почти
несли его.
   - Пусти! - сказал Васич.
   С пистолетом в руке он отступал последним.  И всякий  раз, перебегая от
дерева  к дереву, видел, что Голубев ждет его. Обойма кончилась. Он сорвал с
шеи автомат.  Целясь из-за деревьев,  бил  короткими очередями по вспышкам и
снова отбегал, пригибаясь, метя по снегу полами шинели.
   В густом, засыпанном снегом сосняке Васич опять собрал людей и повел их
на  северо-запад.  На карте, лежащей у него в  планшетке, поместился  только
краешек этого леса - опушка, где они прорвались, опрокинув немецкую  засаду.
Дальше  карты не  было.  Он  вел  людей  по  компасу.  И  люди,  с  доверием
следовавшие за ним,  не подозревали,  что  он  ведет их наугад. Знал об этом
один Ищенко, но он теперь молчал.