немцы сыпали из автоматов светящимися пулями.
   Здоровой рукой Мостовой стянул с себя гимнастерку,  еле пролезшую через
его широкие плечи. Левый рукав бязевой рубашки, черный от крови, лип к руке.
Торопясь, пока немцы не пошли, он стащил  рубашку через голову. Из маленькой
пулевой ранки  толчками выбивало  кровь.  Он  понял: перебита артерия. Кровь
текла по руке,  капала с локтя. Сидя на земле,  он поддерживал раненую руку.
От его потного голого по пояс тела на морозе шел пар. Разведчик изо всех сил
перетягивал ему жгутом руку у плеча, чтоб остановить кровь.
   - Сильней! Сильней! - просил Мостовой,  краем глаза  наблюдая за полем.
Он   увидел,  как  в  хлебах  зашевелились  танки.  Заметенные  снегом,  они
двинулись, смутно различимые  сквозь поземку. Они шли, ощупывая впереди себя
землю пулеметным огнем. Близкая очередь рубанула по краю лощинки.
   -  Быстрей!  -  крикнул Мостовой,  а  сам  уже  надевал  на  одну  руку
телогрейку, тянулся к противотанковому ружью.
   Танки шли, властно подминая все звуки боя. У  переднего огнем сверкнула
пушка. Тугой, горячий  звон  ударил Мостовому в  голову, и к горлу подкатила
тошнота, рот наполнился слюной. На минуту в дыму разрыва  он потерял танк. И
сейчас же опять увидел его.
   В лощинке все время переползали, лезли по ногам. Не отрываясь, Мостовой
вел за танком ствол длинного ружья. Нажал спуск. Вместе с сильным толчком  в
плечо увидел, как по башне танка  чиркнул синий сернистый огонек и пуля косо
ушла вверх. Он выстрелил еще раз, и  опять  на танке  сверкнул длинный синий
огонь. Пули чиркали  по броне, как спички о коробку, и косо уносились вверх,
догорая на лету.
   Мельком  Мостовой  увидел свою  левую  руку.  И  удивился,  что  она не
чувствует холода. Он упирался в снег голым локтем и не чувствовал холода. Он
вообще не чувствовал руку. Но она крепко держала ружье, и он успокоился.
   А танк несся на него вместе с белой метелью, она кутала его гусеницы, и
оттуда,  из метели, остро  и косо  вылетали  огненные  трассы  пуль.  Что-то
крикнул разведчик. Чего он кричит? В одной телогрейке на голом теле Мостовой
обливался потом. Или это снег таял на груди? Приклад ударил его в плечо.
   - Патрон!
   Как  чужую, Мостовой увидел на  снегу свою кровь.  Странно, что ее  так
много. Весь снег, где он упирался локтем, был черным от крови. От его крови.
Но боли не было, и рука держала ружье.
   Какие-то голоса  кричали около него. Он  слышал их сквозь  звон в ушах.
Близкая  пулеметная  очередь огненной  плетью хлестнула  перед ним.  Кто-то,
перебегая,  наступил  на его  раскинутые,  обмороженные  ноги.  Мостовой  не
отрываясь целился. Среди выстрелов, огня он вел на конце ружья танк.
   Чего  они  кричат?  Кто бежит?  Стрелять надо тех,  кто бежит. Но он не
разжимал стиснутых челюстей.  Он  целился.  Мелькнуло  рядом испуганное лицо
разведчика.  Танк  поворачивал  башню. Заметил.  В  глаза,  в сердце мертвой
пустотой глянуло дуло орудия. Прыгнуло вверх, закачалось. Только не спешить.
Щурясь, он сдерживал палец, нажимавший спуск. И уже не дышал. Он задержался,
нажал, и спусковой крючок сорвался  легко и бессильно. И в тот  же миг перед
сощуренными глазами Мостового сверкнул огонь. Ему показалось, что  это ружье
взорвалось в его руках.
   Ослепительно сверкнувший огонь и еще что-то острое вошло в него, в мозг
его, в тело,  вошло безбольно и  мягко, словно не было  в  нем ни костей, ни
нервов. И Мостовой почувствовал странную невесомость, кружение и пустоту. Но