А  Богачев в это время, сидя перед  зеркалом, взбивал  помазком мыло  в
алюминиевой  чашечке.  Такая   у  Богачева  привычка:  если  выпьет  крепко,
непременно  садится бриться  с  одеколоном.  Подвернув  воротник гимнастерки
внутрь, он долго мылил лицо. Взял опасную бритву, сощурясь, осмотрел  лезвие
на  огонь  свечи. И когда  брился,  рука  твердо  водила  бритвой  по щекам,
холодные глаза трезво смотрели в зеркало. Вдруг усмехнулся. Он вспомнил, как
сейчас  шел по траншее,  а  Тоня стояла,  и он  ничего не сказал ей,  только
оглядел насмешливо,  пыхнул  папироской и  прошел  мимо.  Это  он  правильно
сделал, что ничего не сказал.
 Вообще в жизни девчата любили Багачева,  он не мог обижаться. Любили за
его легкий характер, за то, что был он не жаден ни на чувства, ни на деньги,
И еще потому  любили, быть может, что ни одной из них  не  удалось привязать
Богачева всерьез. Он относился к ним снисходительно. И они никогда не винили
его ни в чем. Между собой ссорились, а на него не обижались.
 А вот  с  Тоней  как-то  все не так  получалось.  Она звала  его  "Петя
Богачев",   "товарищ  лейтенант".  До   слез  cмеялась,  когда   он  начинал
рассказывать про фрицев:  "Ох, бедная будет  та, кто за тебя замуж  пойдет".
Богатев однажды к слову спросил:
 - А ты, значит, бедной быть не желаешь?
 - Не хочу, Петя, еще как не желаю!
 На следующий день - они тогда стояли на Донце, и пехота долго не  могла
взять "языка" - Богачев, никому но сказав ни слова, спихнул в  реку  бревно,
придерживаясь  за него рукой, поплыл под водой  по течению вниз.  На  вторые
сутки  вернулся  босой, мокрый по шею, притащил на  себе  чуть  придушенного
немца. Три дня после этого пил с разведчиками,  из землянки неслись песни, и
даже  от дыма из трубы пахло  спиртом.  Проходя  мимо, Тоня видела: поставив
хромовый сапог на край нар,  одной рукой картинно опершись о колено, Богачев
другой дирижировал. А через неделю, ночью,  вместе с рассудительным  Горошко
притащил Богачев от немцев пулемет и патефон с пластинками.  И еще несколько
раз по ночам лазал  он к немцам, рисковал, добывал сведения, приносил оружие
и документы немецких солдат, без шума убитых  им. Тоню  как будто не замечал
совсем.
 Но однажды за выпивкой арттехник дивизиона по дружбе стал шептать ему в
ухо:
 - Ей майора нужно. А ты звездочками нe вышел. Или подполковника сразу,-
но  произнес  это  раздельно:  "под  полковника"  - и захохотал,  намекая на
известный анекдот.- Ты меня слушай, я в этих делах черта съел...
 Богачев  слушал,  крепким ногтем большого  пальца ковырял доску  стола.
Глаз  не подымал.  Вдруг  левой  рукой  взял  арттехника  за подбородок,  не
размахиваясь, коротко ударил в лицо. Того отливали водой.
 За "языка" получил Богачев орден, а  с Тоней  осталось все по-прежнему.
Прошло  время,  и опять он  развлекал ее веселыми историями, она смеялась до
слез,  и  даже  повeрилось Тоне,  что теперь они  стали настоящими друзьями.
Потом друзей стало трое - батарею  принял  новый комбат  капитан  Беличенко.
Богачев  первый по  Тониным  глазам, совсем не таким, какими она смотрела на
него, понял, кто из троих лишний. Но Беличенко он остался другом.
 Кроме него, всех людей Богачев делил на две категории: разведчики и все
остальные.  В бою взвод  его был  лучшим. Но на формировке, когда отводили в
тыл,  больше всего  ЧП  было  в его  взводе.  Вдруг  являлся бледный, жалкий
ординарец командира стрелкового полка, проходившего ночью через деревню, где