- Докладываю, Константин Сергеевич, был на крыше, потушил две зажигательные бомбы,- радостно сообщил Николай Николаевич Зубов.
     В эту ночь я уже больше не заснул...
     Без пяти двенадцать дня я вошел в приемную наркома Военно-Морского Флота Николая Герасимовича Кузнецова. Ровно в двенадцать был принят. Николай Герасимович полностью согласился с необходимостью зимних перевозок в Белом море. Он задал несколько уточняющих вопросов и объявил, что назначает меня командиром ледокольного отряда Беломорской флотилии. Добавил, что весь ледокольный флот будет мобилизован и передан в этот отряд.
     - Есть ли у вас вопросы? - спросил нарком.
     Общая картина была для меня ясна. Ледокольный флот я знал хорошо. Как он будет работать в Белом море, тоже представлял. Одно беспокоило: не отдаст ледоколы Иван Дмитриевич Папанин, не выпустит их из ведения Главсевморпути. И я спросил:
     - Какова позиция Папанина?
     - Для меня его позиция не главное, вопрос будет решать товарищ Сталин. Что у вас еще?
     - Есть просьба, Николай Герасимович: мобилизовать и назначить начальником штаба в ледокольный отряд профессора Зубова.
     - Зубов? Знаю, согласен.- И тут же отдал распоряжение адъютанту.- Без моего приказа из Москвы не выезжайте,- сказал на прощание нарком.
     Через час после беседы мне вручили пакет со штатным расписанием ледокольного отряда.
     В тот же день у коменданта Москвы я получил пропуск на проезд по городу в любое время (после 24 часов и во время воздушной тревоги) и решил переночевать на даче в Малаховке, арендованной у Моссовета перед самой войной. Она так и осталась пустовать.
     Вечером, в половине девятого, я выбрался из Москвы и через полчаса въехал в лесок, где находилась дача. Признаться, я был здесь всего два раза и с трудом нашел ее, тем более что сделалось совсем темно. Остальные дома, едва видимые среди густо разросшихся кустарников, тоже пустовали. Шумели в темноте вершины деревьев.
     Я поставил машину во дворе и с фонариком вошел внутрь дома.
     Запустение. Пыль, чьи-то газеты, расстеленные на полу, окурки, пустые консервные банки. Ехать обратно через лес в полной темноте не хотелось. Ладно, ночую на свежем воздухе в машине.
     В 10 часов началась стрельба. На Москву летели вражеские бомбардировщики. Опять по небу заметались лучи прожекторов. В воздухе запылал один, потом другой бомбардировщик, сбитый нашими истребителями.
     К двенадцати все затихло. Немного погодя послышались иные звуки, лес будто ожил: голоса людей, собачий лай. Я насторожился. Кто это мог быть? Не диверсанты ли, о которых уже наслышан? На всякий случай вынул пистолет и снял предохранитель. Теперь голоса слышались совсем рядом, у самого забора.
     - Ломай, ребята,- услышал я начальственный голос,- пойдем напрямик, тут везде заборы.
     - Кто идет? - крикнул я.
     Забор затрещал. Солдаты с автоматами и собаками на поводках окружили машину.
     - Документы!
     Я предъявил документы. Старший лейтенант в кожаной куртке внимательно их просмотрел.
     - Зачем вы здесь?
     - Это моя дача,- показал я на деревянный домик.- Хотел переночевать.
     - Не советую вам здесь оставаться. Все может быть. Фашисты сбрасывают своих людей. Вы и машина с пропуском - находка для них.
     - Учту.
     Лейтенант и его группа ушли, а я отсидел в машине часа два-три, пока немного рассвело, и поехал в Москву.
     Весь день прошел в отделах наркомата Военно-Морского Флота. Только в шесть часов вернулся домой. Поставил на огонь чайник, стал проглядывать газеты. Позвонил телефон.
     - Слушаю.
     - Кто у телефона?
     - Бадигин.
     - Константин Сергеевич.
     - Да.
     - Вас сегодня примет товарищ Сталин. Просьба никуда не уходить из дома. За вами приедут. Когда пошлем машину - позвоним.
     - Буду ждать.
     Я еще раз перечитал свое письмо, снова продумал каждое слово.
     Время шло, уже девять. Зазвонил телефон.
     - Константин Сергеевич?
     - Да.
     - Машина выехала, будьте готовы.
     Ждать пришлось недолго. Звякнул дверной звонок, пять минут езды, и машина затормозила у небольшого особняка на улице Кирова. Встретивший меня Поскребышев поторопил:
     - Товарищ Сталин ждет.
     Скорым шагом прошли по коридору, миновали переднюю, вошли в большую приемную, заполненную генералами всех рангов.
     У высокой двери с медной литой ручкой Поскребышев остановился.
     - Входите,- открыл дверь.
     В продолговатом кабинете стоял стол из полированного дерева. За столом сидел Сталин. Я подошел к нему, Сталин привстал и молча подал мне руку. Однако садиться не предложил. Я сразу заметил на его столе свое письмо. У стены, вытянувшись во весь свой гвардейский рост, стоял Николай Герасимович Кузнецов. Направо и налево от Сталина сидели члены Политбюро. Я подошел к Кузнецову и встал с ним рядом.
     - Вы считаете возможным регулярные и надежные перевозки через Белое море зимой? - сразу спросил Сталин, пристально рассматривая меня.- Вы уверены в этом, товарищ Бадигин?
     - Да, уверен, Иосиф Виссарионович.
     - Сколько один ледокол может провести за собой пароходов?
     - В средних ледовых условиях нужен один ледокол на пять пароходов,- сказал я.- В тяжелых условиях один ледокол может провести только три.
     - А если пароходы зажмет лед и "юнкерсы" забросают караван бомбами?