Она сжала мне руку:
     - Мы делаем ставку на Джайлса, потому что с ним мы растем, а без него
мы не можем подняться. Если же он перейдет в одно из больших  издательств,
то станет одним из дюжины ведущих,  но  не  крупнейшим.  Он  потеряется  в
давке. В конечном счете с нами ему надежнее. Не можете ли вы объяснить ему
это, Дэрайес? Вас он послушает.
     - Если я его увижу, поговорю с ним.
     - Это все, о чем я прошу, - сказала она.



                        8. РОУЗЭНН БРОНСТАЙН. 18.05

     Съезды книготорговцев подобны всем другим: большая часть дел  на  них
провертывается в барах.
     Лично я не пью. Не из-за возражений морального порядка, но я  добываю
себе на жизнь с помощью своего острого ума -  можете  подобрать  и  другой
эпитет - я никогда не замечал, что если дубасить  его  молотом,  именуемым
"алкоголь" (или "наркотик"), то можно улучшить его работу.
     Поэтому я сидел в баре, чувствуя себя не в своей тарелке, я  выжидал,
пока начнется прием, без малейшего желания  присутствовать  на  нем,  даже
если "Призм Пресс" оплатит мой билет. Если  Джайлс  придет,  то  я  только
унижу себя. Я не видел способа подъехать к нему, а если  бы  и  нашел,  то
вряд ли добился бы успеха.
     Невольно я  услышал  разговор  за  соседним  столиком.  Речь  шла  об
инфляции, последовавшей за эмбарго на  ввоз  нефти  в  1973-м  году,  и  о
вызванном этим росте цен, в результате которого расходы превышали прибыли.
А как бороться с падением прибылей? Простейший способ - сокращение штатов.
За столиками сидели редакторы, и мне их было жаль. Если  редактор  уволен,
он уже больше не редактор, а просто единица в статистике безработных.
     Другое дело - писатель, подумал я. Его нельзя уволить.  Его  рукопись
можно отклонить, он может оказаться несостоятельным, может голодать и быть
вынужденным   поддерживать   существование   физическим   (то   есть    не
писательским) трудом, его могут не замечать критики и ругать публика  -  и
все же он писатель, писатель-неудачник, голодающий писатель, но  писатель.
И  никакой  редактор  не  может  изменить  этого  факта.   Погруженный   в
размышления, я не заметил присутствия Роузэнн Бронстайн, пока она не  села
на место Терезы и не воскликнула:
     - Привет, малыш!
     Что я могу сказать о своей приятельнице Роузэнн? Не то чтобы она была
уродлива и ли нелепа, но все, словно сговорившись, когда вспоминают о ней,
употребляют эпитет "непривлекательная".  Она  низенькая,  шарообразная,  с
широким лицом и зычным голосом. Весь ее вид какой-то бесполый,  как  будто
она возникла в те времена, когда еще не были изобретены и дифференцированы
два пола. И тем не менее под этой внешностью скрывалась женщина.
     - Чем могу быть полезен, Роузэнн? - спросил я бесстрастно.
     Я встретила в холле Терезу Вэлиэр, и она сказала, что ты  здесь,  что
ты идешь на прием и будешь говорить с Джайлсом Дивором.
     - Если я его увижу. Не собираюсь искать его.
     - Надеюсь, что увидишь. Я знаю, ты можешь повлиять на него.