Гораздо раньше, чем из его  напечатанных рассказов, мы узнали из устных
его рассказов о старике Гедали, вздыхавшем "об интернационале добрых людей",
о  происшествии   с  солью  на  "закоренелой"   станции  Фастов,  о  бешеных
кавалерийских  атаках,  об   ослепительной   усмешке  Буденного  и  услышали
удивительные казачьи песни.  Особенно одна песня поразила Бабеля, и потом, в
Одессе,  мы   ее   часто  напевали,  каждый  раз  все  больше  удивляясь  ее
поэтичности.  Сейчас я  забыл слова  этой песни.  В  памяти  остались только
первые две строчки:
     Звезда полей над отчим домом, И матери моей печальная рука...
     Особенно томительной и щемящей была эта "звезда полей". Часто  по ночам
я  даже видел ее во сне -- единственную тихую  звезду в громадной высоте над
сумраком родных и нищих полей.
     Вообще  Бабель  рассказывал охотно и  много  и  об  Алексее Максимовиче
Горьком, о революции и о том, как он,  Бабель,  поселился явочным порядком в
Аничковом  дворце в Петербурге, спал  на  диване в кабинете Александра III и
однажды, осторожно заглянув в ящик царского письменного стола, нашел коробку
великолепных  папирос  --  подарок  царю  Александру  от  турецкого  султана
Абдул-Гамида.
     Толстые эти папиросы были  сделаны из розовой бумаги с золотой арабской
вязью.  Бабель очень таинственно подарил  мне  и  Изе по  одной папиросе. Мы
выкурили их вечером. Тончайшее  благоухание распростерлось над  9-й станцией
Фонтана.  Но  тотчас  у нас смертельно разболелась  голова, и мы  целый  час
передвигались как пьяные, хватаясь за каменные ограды.
     Тогда же я узнал от  Бабеля необыкновенную историю о безответном старом
еврее Циресе.
     Бабель поселился у Циреса  и его мрачной, медлительной жены, тети Хавы,
в  центре Молдаванки. Он решил написать несколько  рассказов  из  жизни этой
одесской  окраины  с  ее  пряным  бытом.  Бабеля  привлекали своеобразные  и
безусловно  талантливые натуры таких  бандитов, как ставший  уже легендарным
Мишка  Япончик  (Беня Крик). Бабель  хотел  получше  изучить Молдаванку,  и,
конечно, удобным местом для этого была скучная квартира Циреса.
     Она стояла как надежная скала среди  бушующих и громогласных притонов и
обманчиво  благополучных  квартир  с  вязаными  салфеточками  и  серебряными
семисвечниками на комодах, где под родительским кровом скрывались налетчики.
     Квартира Циреса была забронирована со всех  сторон соседством дерзких и
хорошо вооруженных молодых людей.
     Бабель посвятил Циреса в цель  своего пребывания  на Молдаванке. Это не
произвело на старика приятного впечатления. Наоборот, Цирес встревожился.
     -- Ой, месье Бабель! -- сказал он,  качая головой. -- Вы же сын  такого
известного  папаши! Ваша  мама была же  красавица!!  Поговаривают, что к ней
сватался племянник самого Бродского. Так чтобы вы знали, что  Молдаванка вам
совсем  не  к  лицу,  какой  бы  вы  ни  были  писатель. Забудьте  думать за
Молдаванку. Я вам скажу, что  вы  не найдете здесь ни на  копейку успеха, но
зато сможете заработать полный карман неприятностей.
     -- Каких? -- спросил Бабель.
     --  Я знаю  каких! -- уклончиво  ответил  Цирес.  -- Разве догадаешься,
какой кошмар может вбить себе  в голову один только  Пятирубель. Я не говорю
за таких нахалов, как Люська Кур и все  остальные. Лучше  вам, месье Бабель,
не рисковать,  а вернуться тихонько  в папашин дом  на Екатерининской улице.
Скажу вам по совести, я сам уже сожалею, что сдал вам комнату. Но  как я мог