-- Дай посмотреть ваши материалы. Хочешь не хочешь, а  мне
еще  придется беседовать с Кашлиным и Поглощаевым. Деньги нужно
отработать хотя бы словесно, а я даже не  знаю,  в  какой  позе
нашли убитого, и кто.
     Квочкин  достал  из  сейфа  пухлый скоросшиватель и бросил
мне.
     -- Ты что не пьешь? -- спросил он при этом. -- Пей, лысый,
пей.
     Пришлось "пропустить" для пользы следствия.
     -- Тут триста страниц! -- сказал я.  --  Мне  до  утра  не
справиться.
     --  Хрен с тобой! Иди к Гальке-секретарше, пусть отксерит.
-- В дверях он нежно взял меня за локоть и добавил:  --  Только
не говори никому, не надо...
     Ксерокс сломался на тридцатой странице навсегда: не вынес,
бедняга,  что  его  заставляли  работать  на оберточной бумаге.
Пришлось удовлетвориться одним началом, тем более конец  я  уже
решил дописать сам.
     До  встречи  с  Мариной Степановной Размахаевой оставалось
несколько  часов.  Я  поехал  в  домжур,  поменял  на  входе  у
знакомого "жучка" двадцать долларов и забрел в ресторан. Ужасно
хотелось  наесться  до  отвала,  тем  более у зиц-вдовы вряд ли
предложат что-нибудь, кроме чая.
     -- Взаймы дать? -- участливо спросил официант Саша.
     -- Дай столик в углу и отбивных штук пять, -- отбивная для
меня была самым знакомым деликатесом. О существовании других я,
конечно, знал от нуворишей-гурманов и из меню,  но  на  зуб  не
пробовал,  хотя  зубы  были.  Может,  заказать  тройную  порцию
омаров? Но съедобны ли они для  желудка,  испорченного  овсяной
кашей  на  воде?  Да  и есть ли на кухне? Чай, не в "Метрополе"
сижу...
     Отбивных мой аскетический  организм  вместил  только  две.
Порядочный  Саша  незаметно переставил три нетронутые порции на
другой стол и денег за них с меня не взял. Хорошо быть блатным!
Но это благодатное время кончается  прямо  на  глазах,  честные
Саши    вымирают   стадами,   как   динозавры,   собираясь   на
кладбищах-толкучках...  Меня  потянуло  в  сон,  но  я  кое-как
справился,  поспав минут пятнадцать в холле, и пожалел об этом:
мог бы вздремнуть в метро.  Потом  пролистал  двадцать  страниц
"дела":  осмотр  места  происшествия, поданный корявым языком и
почерком, и показания старичка,  чья  собака  обнаружила  труп.
Фамилия старичка была Заклепкин, был и адрес в "деле".
     "Завтра  навестим  пенсионера",  --  подумал  я и поехал к
любовнице Шекельграббера.
     Она жила в доме, у подъезда  которого  стояло  с  полсотни
машин  иностранных  марок,  а в подъезде сидел вахтер -- бывший
десантник (как можно было догадаться по остаткам амуниции), уже
разжиревший от дремотного сиденья на одном стуле. Лучше  б  ему
поставили  кушетку.  Хотя  бы с бока на бок переворачивался. Он
пустил меня без звука: не знаю,  за  кого  принял,  но  скорее,